Полное собрание стихотворений - [95]

Вдруг взбороздив мгновенной молньей знанья

Глухой декабрьский мрак?

Всё призрак здесь – и праздность, и забота,

И горькие года...

Что б ни было, – ты помни, вспомни что-то,

Душа... (когда? когда?)

Что б ни было, всю ложь, всю мудрость века

Душа, забудь, оставь...

Снам бытия ты предпочла отвека

Несбыточную явь...

Чтобы сквозь сны бытийственных метаний,

Сбивающих с пути,

Со знаньем несказанных очертаний,

Как с факелом, пройти.

Декабрь 1911

Стихотворения 1912 года

«Ветр налетит, завоет снег…»

Ветр налетит, завоет снег,

И в памяти на миг возникнет

Тот край, тот отдаленный брег...

Но цвет увял, под снегом никнет...

И шелестят травой сухой

Мои старинные болезни...

И ночь. И в ночь – тропой глухой

Иду к прикрытой снегом бездне...

Ночь, лес и снег. И я несу

Постылый груз воспоминаний...

Вдруг – малый домик на поляне,

И девочка поет в лесу.

6 января 1912

«Шар раскаленный, золотой…»

Борису Садовскому

Шар раскаленный, золотой

Пошлет в пространство луч огромный,

И длинный конус тени темной

В пространство бросит шар другой.

Таков наш безначальный мир.

Сей конус – наша ночь земная.

За ней – опять, опять эфир

Планета плавит золотая...

И мне страшны, любовь моя,

Твои сияющие очи:

Ужасней дня, страшнее ночи

Сияние небытия.

6 января 1912

«Повеселясь на буйном пире…»

Моей матери

Повеселясь на буйном пире,

Вернулся поздно я домой;

Ночь тихо бродит по квартире,

Храня уютный угол мой.

Слились все лица, все обиды

В одно лицо, в одно пятно,

И ветр ночной поет в окно

Напевы сонной панихиды...

Лишь соблазнитель мой не спит;

Он льстиво шепчет: «Вот твой скит.

Забудь о временном, о пошлом

И в песнях свято лги о прошлом».

6 января 1912

«Благословляю всё, что было…»

Благословляю всё, что было,

Я лучшей доли не искал.

О, сердце, сколько ты любило!

О, разум, сколько ты пылал!

Пускай и счастие и муки

Свой горький положили след,

Но в страстной буре, в долгой скуке

Я не утратил прежний свет.

И ты, кого терзал я новым,

Прости меня. Нам быть – вдвоем.

Всё то, чего не скажешь словом,

Узнал я в облике твоем.

Глядят внимательны очи,

И сердце бьет, волнуясь, в грудь,

В холодном мраке снежной ночи

Свой верный продолжая путь.

15 января 1912

Авиатор

Летун отпущен на свободу.

Качнув две лопасти свои,

Как чудище морское в воду,

Скользнул в воздушные струи.

Его винты поют, как струны...

Смотри: недрогнувший пилот

К слепому солнцу над трибуной

Стремит свой винтовой полет...

Уж в вышине недостижимой

Сияет двигателя медь...

Там, еле слышный и незримый,

Пропеллер продолжает петь...

Потом – напрасно ищет око:

На небе не найдешь следа,

В бинокле, вскинутом высоко,

Лишь воздух – ясный, как вода...

А здесь, в колеблющемся зное,

В курящейся над лугом мгле,

Ангары, люди, всё земное —

Как бы придавлено к земле...

Но снова в золотом тумане

Как будто – неземной аккорд...

Он близок, миг рукоплесканий

И жалкий мировой рекорд!

Всё ниже спуск винтообразный,

Всё круче лопастей извив,

И вдруг... нелепый, безобразный

В однообразьи перерыв...

И зверь с умолкшими винтами

Повис пугающим углом...

Ищи отцветшими глазами

Опоры в воздухе... пустом!

Уж поздно: на траве равнины

Крыла измятая дуга...

В сплетеньи проволок машины

Рука – мертвее рычага...

Зачем ты в небе был, отважный,

В свой первый и последний раз?

Чтоб львице светской и продажной

Поднять к тебе фиалки глаз?

Или восторг самозабвенья

Губительный изведал ты,

Безумно возалкал паденья

И сам остановил винты?

Иль отравил твой мозг несчастный

Грядущих войн ужасный вид:

Ночной летун, во мгле ненастной

Земле несущий динамит?

1910 – январь 1912

Шаги Командора

В. А. Зоргенфрею

Тяжкий, плотный занавес у входа,

За ночным окном – туман.

Что теперь твоя постылая свобода,

Страх познавший Дон-Жуан?

Холодно и пусто в пышной спальне,

Слуги спят, и ночь глуха.

Из страны блаженной, незнакомой, дальней

Слышно пенье петуха.

Что изменнику блаженства звуки?

Миги жизни сочтены.

Донна Анна спит, скрестив на сердце руки,

Донна Анна видит сны...

Чьи черты жестокие застыли,

В зеркалах отражены?

Анна, Анна, сладко ль спать в могиле?

Сладко ль видеть неземные сны?

Жизнь пуста, безумна и бездонна!

Выходи на битву, старый рок!

И в ответ – победно и влюбленно —

В снежной мгле поет рожок...

Пролетает, брызнув в ночь огнями,

Черный, тихий, как сова, мотор.

Тихими, тяжелыми шагами

В дом вступает Командор...

Настежь дверь. Из непомерной стужи,

Словно хриплый бой ночных часов —

Бой часов: «Ты звал меня на ужин.

Я пришел. А ты готов?..»

На вопрос жестокий нет ответа,

Нет ответа – тишина.

В пышной спальне страшно в час рассвета,

Слуги спят, и ночь бледна.

В час рассвета холодно и странно,

В час рассвета – ночь мутна.

Дева Света! Где ты, донна Анна?

Анна! Анна! – Тишина.

Только в грозном утреннем тумане

Бьют часы в последний раз:

Донна Анна в смертный час твой встанет

Анна встанет в смертный час.

Сентябрь 1910 – 16 февраля 1912

Пляски смерти

1

Как тяжко мертвецу среди людей

Живым и страстным притворяться!

Но надо, надо в общество втираться,

Скрывая для карьеры лязг костей...

Живые спят. Мертвец встает из гроба,

И в банк идет, и в суд идет, в сенат...

Чем ночь белее, тем чернее злоба,

И перья торжествующе скрипят.

Мертвец весь день трудится над докладом.

Присутствие кончается. И вот —

Нашептывает он, виляя задом,

Сенатору скабрезный анекдот...