Полное собрание стихотворений - [76]

Вобьет в ладонь последний гвоздь; —

Когда над рябью рек свинцовой,

В сырой и серой высоте,

Пред ликом родины суровой

Я закачаюсь на кресте, —

Тогда – просторно и далёко

Смотрю сквозь кровь предсмертных слез,

И вижу: по реке широкой

Ко мне плывет в челне Христос.

В глазах – такие же надежды,

И то же рубище на нем.

И жалко смотрит из одежды

Ладонь, пробитая гвоздем.

Христос! Родной простор печален!

Изнемогаю на кресте!

И челн твой – будет ли причален

К моей распятой высоте?

2

И вот уже ветром разбиты, убиты

Кусты облетелой ракиты.

И прахом дорожным

Угрюмая старость легла на ланитах.

Но в темных орбитах

Взглянули, сверкнули глаза невозможным

И радость, и слава —

Всё в этом сияньи бездонном,

И дальнем.

Но смятые травы

Печальны,

И листья крутятся в лесу обнаженном.

И снится, и снится, и снится:

Бывалое солнце!

Тебя мне всё жальче и жальче...

О, глупое сердце,

Смеющийся мальчик,

Когда перестанешь ты биться?

3

Под ветром холодные плечи

Твои обнимать так отрадно:

Ты думаешь – нежная ласка,

Я знаю – восторг мятежа!

И теплятся очи, как свечи

Ночные, и слушаю жадно —

Шевелится страшная сказка,

И звездная дышит межа...

О, в этот сияющий вечер

Ты будешь всё так же прекрасна,

И, верная темному раю,

Ты будешь мне светлой звездой!

Я знаю, что холоден ветер,

Я верю, что осень бесстрастна!

Но в темном плаще не узнают,

Что ты пировала со мной!..

И мчимся в осенние дали,

И слушаем дальние трубы,

И мерим ночные дороги,

Холодные выси мои...

Часы торжества миновали —

Мои опьяненные губы

Целуют в предсмертной тревоге

Холодные губы твои.

3 октября 1907

«Когда я создавал героя…»

Когда я создавал героя,

Кремень дробя, пласты деля,

Какого вечного покоя

Была исполнена земля!

Но в зацветающей лазури

Уже боролись свет и тьма,

Уже металась в синей буре

Одежды яркая кайма...

Щит ослепительно сверкучий

Сиял в разрыве синих туч,

И светлый меч, пронзая тучи,

Разил, как неуклонный луч...

Еще не явлен лик чудесный,

Но я провижу лик – зарю,

И в очи молнии небесной

С чудесным трепетом смотрю!

3 октября 1907

«Всюду ясность божия…»

Всюду ясность божия,

Ясные поля,

Девушки пригожие,

Как сама земля.

Только верить хочешь всё,

Что на склоне лет

Ты, душа, воротишься

В самый ясный свет.

3 октября 1907 (Февраль 1908)

«В те ночи светлые, пустые…»

В те ночи светлые, пустые,

Когда в Неву глядят мосты,

Они встречались как чужие,

Забыв, что есть простое ты.

И каждый был красив и молод,

Но, окрыляясь пустотой,

Она таила странный холод

Под одичалой красотой.

И, сердцем вечно строгим меря,

Он не умел, не мог любить.

Она любила только зверя

В нем раздразнить – и укротить.

И чуждый – чуждой жал он руки

И север сам, спеша помочь

Красивой нежности и скуке,

В день превращал живую ночь.

Так в светлоте ночной пустыни,

В объятья ночи не спеша,

Гляделась в купол бледно-синий

Их обреченная душа.

10 октября 1907 (24 декабря 1913)

Снежная дева

Она пришла из дикой дали —

Ночная дочь иных времен.

Ее родные не встречали,

Не просиял ей небосклон.

Но сфинкса с выщербленным ликом

Над исполинскою Невой

Она встречала легким вскриком

Под бурей ночи снеговой.

Бывало, вьюга ей осыпет

Звездами плечи, грудь и стан, —

Всё снится ей родной Египет

Сквозь тусклый северный туман.

И город мой железно-серый,

Где ветер, дождь, и зыбь, и мгла,

С какой-то непонятной верой

Она, как царство, приняла.

Ей стали нравиться громады,

Уснувшие в ночной глуши,

И в окнах тихие лампады

Слились с мечтой ее души.

Она узнала зыбь и дымы,

Огни, и мраки, и дома —

Весь город мой непостижимый —

Непостижимая сама.

Она дарит мне перстень вьюги

За то, что плащ мой полон звезд

За то, что я в стальной кольчуге

И на кольчуге – строгий крест

Она глядит мне прямо в очи,

Хваля неробкого врага.

С полей ее холодной ночи

В мой дух врываются снега.

Но сердце Снежной Девы немо

И никогда не примет меч,

Чтобы ремень стального шлема

Рукою страстною рассечь.

И я, как вождь враждебной рати

Всегда закованный в броню,

Мечту торжественных объятий

В священном трепете храню.

17 октября 1907

«И я провел безумный год…»

И я провел безумный год

У шлейфа черного. За муки,

За дни терзаний и невзгод

Моих волос касались руки,

Смотрели темные глаза,

Дышала синяя гроза.

И я смотрю. И синим кругом

Мои глаза обведены.

Она зовет печальным другом.

Она рассказывает сны.

И в темный вечер, в долгий вечер

За окнами кружится ветер.

Потом она кончает прясть

И тихо складывает пряжу.

И перешла за третью стражу

Моя нерадостная страсть.

Смотрю. Целую черный волос,

И в сердце льется темный голос.

Так провожу я ночи, дни

У шлейфа девы, в тихой зале.

В камине умерли огни,

В окне быстрее заплясали

Снежинки быстрые – и вот

Она встает. Она уйдет.

Она завязывает туго

Свой черный шелковый платок,

В последний раз ласкает друга,

Бросая ласковый намек,

Идет... Ее движенья быстры,

В очах, тускнея, гаснут искры.

И я прислушиваюсь к стуку

Стеклянной двери вдалеке,

И к замирающему звуку

Углей в потухшем камельке...

Потом – опять бросаюсь к двери,

Бегу за ней... В морозном сквере

Вздыхает по дорожкам ночь.

Она тихонько огибает

За клумбой клумбу; отступает;

То подойдет, то прянет прочь...

И дальний шум почти не слышен,

И город спит, морозно пышен...

Лишь в воздухе морозном – гулко

Звенят шаги. Я узнаю

В неверном свете переулка

Мою прекрасную змею:

Она ползет из света в светы,

И вьется шлейф, как хвост кометы