Полное собрание сочинений в 15 томах. Том 1. Дневники - 1939 - [265]

Теперь в первый раз я, когда мы были в зале, брал Ольгу Сокр. за талью, как это делается между друзьями. Мы сели рядом [190]

на диване. Мало-по-малу ее головка оперлась на мо¹ один раз Ростислав ушел, я заложил руку за та^ сидеть, я обняв ее. Волнения во мне не было ник*¹ нец, я осмелился поцеловать ее в лоб, в щеку. На* стислав вышел. — «Завтра обручение. Нас заста' Я не хотел бы получить от вас первый поцелуй ¹ тому что хотел бы, чтобы он был искренний. Поз уволить поцеловать вас». — Она ничего не отвечала шел, через несколько времени снова ушел. Тогда*¹ целовал ее; она отвечала на мой поцелуй. — «Вам * сказала она. Ростислав беспрестанно уходил и прИ^! вышел еще раз, я поцеловал ее в другой раз, но ой^а уже недовольна моею неотвязчивостью. «У вас ^с робкий и вялый. Другому на моем месте этоГ довольно». — «Что еще?» — «Еще несколько раз этого требует приличие». — «Так вы только из «Да, приличие непременно должно соблюдать, простирать соблюдение приличий до того, чтоб¹ чение». Я все толковал о том, что только кажусь только потому, чтоб не надоесть своими чувства^¹ привыкла к ласкам». Но я чувствовал, что мне до* скаться, и беспрестанно целовал ее волосы, ее лоб» которая была ко мне. Раз даже поцеловал ее глаза-ей, что с тех пор, как я несколько узнал ее, у М^е одна мысль о ней и что теперь я живу только еЮ> о ней и о ее счастии. Когда тут сидел и Венедѣ ее бойкостью, говорил о мужском платье, о тоМ¹ остается только стрелять из пистолета и пи^ «Что ж? Я и поеду в мужском платье»-" делать с вашими волосами?» — «Обрежу их ¹ фальшивую косу; нет, не хочу, чтоб во ^ нибудь фальшивое».

Она хочет, чтобы свадьба была 29 апреля nof никого не было и чтоб мы уехали в тот же день*

Мое расположение духа? Более спокойно, Меня не волнует нисколько физическая сторона & Я муж, не любовник только. А первый поцелуй? него, я получил от нее залог любви. Физическая новалась во мне от него. Во мне есть сладострастіе сердечной любви.

Прости до завтра, моя милая невеста. Завтра

Прощай до завтра. Будь счастлива, как я с^^{

Писано 4 апреля в 8 час. утра, суббота. день обручения.

Поутру я пошел за кольцами; взял для ОльгЯ чтоб можно было выбрать, но когда шел оттуда* тила на дороге; самое маленькое кольцо приход

В 10 час. отправился к ним сказать, что папенька хотел быть раньше; приехал вместе с папенькою; папенька через несколько времени уехал за маменькою, чтоб воротиться к 12 часам, потому что к этому времени должна была отойти обедня, но ждали-жда ли — их все нет. Наконец, Ольга Сокр. послала меня за ними в Ѵг 2-го, но на дороге они встретились. Маменька держали себя все время по обыкновению чопорно, как женщина, не бывавшая в обществе, но желающая показать себя тонною. Ольге Сокр. это показалось строгостью и недовольством. Когда маменька входила, Ольга Сокр. подошла к ней, а она уж успела сказать, чтО вовсе не годилось: «Покажи же мне, которая». Когда вошла в гостиную, Ольга Сокр. подала ей скамейку и снова подала, когда она перешла к Анне Кирил. и села там; этого я не ожидал и потом сказал Ольге Сокр., что это уже слишком, что этого не должно быть, но на первый раз так и быть можно. Я тотчас взял Ольгу Сокр. и спросил, как ей нравится маменька. — «Ничего». — Но после молебна, обручения и обеда, когда мы сидели у Ростислава, она мне сказала: «Я боюсь вашей маменьки. Она должно быть очень строгая». Я чувствовал и раньше, что ей неловко, что она опасается, и потому говорил ей, что не позволю никому вмешиваться, а за обедом взял и сломал свою вилку. — «Посмотрите, Ольга Сокр. Вы понимаете, что я этим хочу показать?» За обедом маменька держала себя чопорно. Когда она будет у них в другой раз, я попрошу маменьку быть ласковее. За молебном Ольга Сокр. молилась очень усердно, и мне стало грустно за нее бедную, у меня показались слезы. И потом, когда мы сидели после обеда у Ростислава одни, я несколько раз плакал о том, что она грустит. Я много любезничал с нею после обручения. Наконец, проводил своих домой и через час, около 8 часов возвратился к ним; что было в этот вечер, напишу после обеда, перед тем, как идти к ним.

Папенька, когда ложился спать, на мой вопрос, как ему нравится Ольга Сокр., сказал, что она слишком резва. — Я сказал, что другого характера жена не может ужиться со мною и что это пройдет. Но для меня все равно, и скоро (тотчас после свадьбы) и для нее будет все равно, каковы бы ни были отношения к ней моих родных, потому что она увидит, что это для меня все равно. Кто не любит ее, тот и не может вмешиваться в наши отношения» с ней.

Нынешнюю ночь я провел довольно беспокойно, потому что от страстных сцен вечером кровь моя волновалась. Она, бедная, не спала почти в эту ночь накануне обручения.

Теперь вниз к маменьке, за работу.

До 3 часов, моя милая невеста. В 4¹/2 я снова буду с тобою.

Итак, я пришел к ним; они готовились идти гулять. Сначала нам все мешали. Приезжала Гуськова с женихом. Я должен был оставаться у Ростислава, но Ростислав сказал, что меня вызывают,

и я вышел. Ольга Сокр. вовсе этого не хотела. Они уехали. Рычковы вышли гулять. Ольга Сокр. была очень грустна. Я все доспрашивался, отчего? Она никак не хотела сказать; наконец, когда я сказал, что для меня все легко сделать для нее, потому что люблю се, — она сказала, в том-то и вопрос, люблю ли? Мы остались одни н ростиславовой комнате и заперли ее, чтоб не входили. Сначала Венедикт все заглядывал в окна, наконец перестал. Я, наконец, убедился, что я могу вести себя свободнее, чем до сих пор, что это не оскорбит ее, что, наконец, должен же я выказать свою нежность. И вот я начал ласки и уверения в любви. Слова мои были холодны по тону голоса, потому что сначала я старался сдерживаться, но внутренний жар их был в самом деле велик и все усиливался, и наконец я начал говорить в самом деле страстным языком, хоть не совсем давал себе волю. Наконец, она сказала, отчего она грустна. Гуськова сказала ей: «Он не дворянин, кто будут твои дети?» — Я стал растолковывать ей, что это пустяки, что этого никогда нельзя считать препятствием или вещью, стоящей размышления. — «Вы слишком молоды, вы моложе, чем я думал». Вчера я в самом деле убедился во время своих ласк, что она робка, очень робка. Ласки ей приятны, но она не смеет, стыдится вызывать на них. Я сначала все говорил, что чувствую, что мало нежен, но потому, что я боюсь оскорбить ее. «БолЬше я не хочу; не привыкла к ласкам». Тогда-то я, наконец, при всей своей глупости понял, что я должен быть нежнее, и стал ласкаться к ней. Сначала она села на диван с ногами, так что я сидел [у] ее ног; потом, когда моя нежность более стала свободна, я, наконец, сказал ей: «Садитесь ко мне на колени» — и хотел посадить ее. — «Я сама сяду» — и села. И я начал ласкать. Я покрывал ее лицо поцелуями. Несколько раз поцеловал ее в губы. Она несколько раз сама поцеловала меня, даже раза два отвечала на мой поцелуй в губы. Ее щеки разгорелись от моих поцелуев. Ныне я, если можно будет, позволю себе больше: я буду крепко обнимать ее, я хочу непременно поставить ее ножку на свою голову. Бог знает, до каких нежностей дойду я. Я сказал, что я могу сдерживаться, но если дам себе волю, она увидит, что я человек пламенный, и нынче я дам себе несколько воли. Моя чувственность начинала вчера волноваться,