Полное собрание сочинений. Том 11. Июль-октябрь 1905 - [26]
Вульгарный революционаризм не понимает того, что слово тоже есть дело; это положение бесспорное для приложения к истории вообще или к тем эпохам истории, когда открытого политического выступления масс нет, а его никакие путчи не заменят и искусственно не вызовут. Хвостизм революционеров не понимает того, что, когда начался революционный момент, когда старая «надстройка» треснула по всем швам, когда открытое политическое выступление классов и масс, творящих себе новую надстройку, стало фактом, когда гражданская война началась, – тогда ограничиваться по-старому «словом», не давая прямого лозунга перейти к «делу», тогда отговариваться от дела ссылкой на «психические условия» да на «пропаганду» вообще есть безжизненность, мертвенность, резонерство, или же предательство революции и измена ей. Франкфуртские болтуны демократической буржуазии – незабвенный исторический образчик такого предательства или такого резонерского тупоумия.
Хотите ли вы пояснения этой разницы между вульгарным революционаризмом и хвостизмом революционеров на истории социал-демократического движения в России? Мы вам дадим такое пояснение. Припомните 1901–1902 годы, которые миновали так недавно и которые кажутся уже нам теперь каким-то отдаленным преданием. Начались демонстрации. Вульгарный революционаризм поднял крик о «штурме» («Рабочее Дело»{25}), выпускались «кровавые листки» (берлинского, если память мне не изменяет, происхождения), нападали на «литературщину» и кабинетный характер идеи всероссийской агитации посредством газеты (Надеждин){26}. Хвостизм революционеров выступал тогда, наоборот, с проповедью, что «экономическая борьба есть лучшее средство для политической агитации». Как держалась революционная социал-демократия? Она нападала на оба эти течения. Она осуждала вспышкопускательство и крики о штурме, ибо все ясно видели или должны были видеть, что открытое массовое выступление есть дело завтрашнего дня. Она осуждала хвостизм и выставляла прямо лозунг даже всенародного вооруженного восстания, не в смысле прямого призыва (призыва к «бунту» не нашел бы у нас г. Струве в те времена), а в смысле необходимого вывода, в смысле «пропаганды» (о которой г. Струве только теперь вспомнил, – он всегда опаздывает несколькими годами, наш почтенный г. Струве), в смысле подготовки тех именно «социально-психических условий», о которых теперь представители растерянной, торгашеской буржуазии разглагольствуют «грустно и некстати». Тогда пропаганда и агитация, агитация и пропаганда действительно выдвигались объективным положением вещей на первый план. Тогда оселком работы по подготовке восстания могла выставляться (и выставлялась в «Что делать?») работа над общерусской политической газетой, еженедельный выпуск которой казался идеалом. Тогда лозунги: массовая агитация вместо непосредственных вооруженных выступлений; подготовка социально-психических условий восстания вместо вспышкопускательства – были единственно правильными лозунгами революционной социал-демократии. Теперь эти лозунги превзойдены событиями, движение ушло вперед, они стали хламом, ветошью, годной только для прикрытия освобожденского лицемерия да новоискровского хвостизма!
Или, может быть, я ошибаюсь? Может быть, революция еще не началась? Момент открытого политического выступления классов еще не пришел? Гражданской войны еще нет, и критика оружия не должна теперь же явиться необходимым и обязательным преемником, наследником, душеприказчиком, завершителем оружия критики?
Посмотрите вокруг себя, высуньтесь из кабинета на улицу, чтобы ответить на эти вопросы. Разве само правительство не начало уже гражданской войны, массами расстреливая повсюду мирных и безоружных граждан? Разве не выступают вооруженные черные сотни как «аргумент» самодержавия? Разве буржуазия – даже буржуазия – не сознала необходимости гражданской милиции? Разве тот самый г. Струве, идеально-умеренный и аккуратный г. Струве, не говорит (увы, только говорит, чтобы отговориться!) о том, что «открытый характер революционных действий» (вот мы как нынче!) «в настоящее время есть одно из важнейших условий воспитательного влияния на народные массы»?
У кого есть глаза, чтобы видеть, тот не может усомниться в том, как должен быть поставлен теперь сторонниками революции вопрос о вооруженном восстании. Посмотрите же на три постановки этого вопроса, данные в сколько-нибудь способных влиять на массы органах свободной печати.
Постановка первая. Резолюция III съезда Российской социал-демократической рабочей партии[36]. Признано и заявлено во всеуслышание, что общедемократическое революционное движение уже привело к необходимости вооруженного восстания. Организация пролетариата для восстания поставлена на очередь дня, как одна из существенных, главных и необходимых
