Полное собрание произведений в одном томе - [2]

— Но ведь это ужасно! — проговорила мисс Кингман.

Капитан пожал плечами.

Ни капитан, ни даже сама мисс Кингман не поняли того смутного чувства, которое вызвало это восклицание. Ужасно, что людей, как диких животных, приковывают на цепь. Так думал капитан, хотя и находил это разумной мерой предосторожности.

Ужасно, что этот молодой человек, так мало похожий на преступника и ничем не отличающийся от людей ее круга, будет всю дорогу сидеть скованным в душной каюте. Вот та смутная подсознательная мысль, которая взволновала мисс Кингман.

И, сильно затянувшись сигаретой, она погрузилась в молчание.

Капитан незаметно отошел от мисс Кингман. Свежий морской ветер играл концом белого шелкового шарфа и ее каштановыми локонами.

Даже сюда, за несколько миль от гавани, доносился аромат цветущих магнолий, как последний привет генуэзского берега. Гигантский пароход неутомимо разрезал голубую поверхность, оставляя за собой далекий волнистый след. А волны-стежки спешили заштопать рубец, образовавшийся на шелковой морской глади.

Глава 2

БУРНАЯ НОЧЬ

— Шах королю. Шах и мат.

— О, чтоб вас акула проглотила! Вы мастерски играете, мистер Гатлинг, — сказал знаменитый нью-йоркский сыщик Джим Симпкинс и досадливо почесал за правым ухом. — Да, вы играете отлично, — продолжал он. — А я все же играю лучше вас. Вы обыграли меня в шахматы, зато какой великолепный шах и мат устроил я вам, Гатлинг, там, в Генуе, когда вы, как шахматный король, отсиживались в самой дальней клетке разрушенного дома! Вы хотели укрыться от меня? Напрасно! Джим Симпкинс найдет на дне моря. Вот вам шах и мат, — и, самодовольно откинувшись, он закурил сигару.

Реджинальд Гатлинг пожал плечами:

— У вас было слишком много пешек. Вы подняли на ноги всю генуэзскую полицию и вели правильную осаду. Ни один шахматист не выиграет партии, имея на руках одну фигуру короля против всех фигур противника. И, кроме того, мистер Джим Симпкинс, наша партия еще… не кончена.

— Вы полагаете? Эта цепочка еще не убедила вас? — и сыщик потрогал легкую, но прочную цепь, которой Гатлинг был прикован за левую руку к металлическому стержню койки.

— Вы наивны, как многие гениальные люди. Разве цепи — логическое доказательство? Впрочем, не будем вдаваться в философию.

— И возобновим игру. Я требую реванша, — докончил Симпкинс.

— Едва ли это удастся нам. Качка усиливается и может смешать фигуры, прежде чем мы кончим игру.

— Это как прикажете понимать, тоже в переносном смысле? — спросил Симпкинс, расставляя фигуры.

— Как вам будет угодно.

— Да, качает основательно, — и он сделал ход.

В каюте было душно и жарко. Она помещалась ниже ватерлинии, недалеко от машинного отделения, которое, как мощное сердце, сотрясало стены ближних кают и наполняло их ритмическим шумом. Игроки погрузились в молчание, стараясь сохранить равновесие шахматной доски.

Качка усиливалась. Буря разыгрывалась не на шутку. Пароход ложился на левый бок, медленно поднимался. Опять… Еще… Как пьяный…

Шахматы полетели. Симпкинс упал на пол. Гатлинга удержала цепь, но она больно рванула его руку у кисти, где был «браслет».

Симпкинс выругался и уселся на полу.

— Здесь устойчивей. Знаете, Гатлинг, мне нехорошо… того… морская болезнь. Никогда я еще не переносил такой дьявольской качки. Я лягу. Но… вы не сбежите, если мне станет худо?

— Непременно, — ответил Гатлинг, укладываясь на койке. — Порву цепочку и сбегу… брошусь в волны. Предпочитаю общество акул…

— Вы шутите, Гатлинг. — Симпкинс ползком добрался до койки и, охая, улегся.

Не успел он вытянуться, как вновь был сброшен с кровати страшным толчком, потрясшим весь пароход. Где-то трещало, звенело, шумело, гудело. Сверху доносились крики и топот ног, и, заглушая весь этот разноголосый шум, вдруг тревожно загудела сирена, давая сигнал: «Всем наверх!»

Превозмогая усталость и слабость, цепляясь за стены,

Симпкинс пошел к двери. Он был смертельно испуган, но старался скрыть это от спутника.

— Гатлинг! Там что-то случилось. Я иду посмотреть. Простите, но я должен запереть вас! — прокричал Симпкинс.

Гатлинг презрительно посмотрел на сыщика и ничего не ответил.

Качка продолжалась, но даже при этой качке можно было заметить, что пароход медленно погружается носовой частью.

Через несколько минут в дверях появился Симпкинс. С его дождевого плаща стекали потоки воды. Лицо сыщика было искажено ужасом, которого он уже не пытался скрыть.

— Катастрофа… Мы тонем… Пароход получил пробоину… Хотя толком никто ничего не знает… Приготовляют шлюпки… отдан приказ надевать спасательные пояса… Но еще никого не пускают садиться в шлюпки. Говорят, корабль имеет какие-то там переборки, может быть, еще и не утонет, если там что-нибудь такое сделают, черт их знает что… А пассажиры дерутся с матросами, которые отгоняют их от шлюпок… Но мне-то, мне-то что прикажете делать? — закричал он, набрасываясь на Гатлинга с таким видом, будто тот был виновником всех его злоключений. — Мне-то что прикажете делать? Спасаться самому или следить за вами? Мы можем оказаться в разных шлюпках, и вы, пожалуй, сбежите.

— А это вас разве не успокаивает? — с насмешкой спросил Гатлинг, показывая цепочку, которой он был прикован.