Полночь: XXI век - [5]
Так все и продолжается, каждые два-три года я приношу ему новую книгу. Когда мы время от времени видимся, я уклоняюсь от разговоров о своей работе, особенно когда она продвигается не слишком хорошо. По молодости лет я воображал, что издатель может содействовать писателю, помочь ему в его муках, мерить вместе с ним шагами Люксембургский сад, степенно обсуждая роль того или иного персонажа, взаимосвязи между двумя главами и все такое прочее. С Жеромом Лендоном я быстро понял, что издатель должен делать нечто иное, по крайней мере такой как он. Он испытывает ужас перед состояниями души и отвращение к тому, что его примут за то, чем он не является, будь то суррогат отца, исповедник или психотерапевт. Единственный раз, когда я рискую поделиться с ним с виду неразрешимой проблемой, с которой столкнулся в одном из романов, он тут же замыкается и даже, вместо того чтобы уклончиво сказать мне, что все образуется, что я отыщу решение, историю, которая решит дело, дает понять, что на самом деле у меня нет ни единого шанса выпутаться: способ вразумить меня, что не стоит докучать ему своими мелкими заботами. Впредь я воздержусь от подобных призывов о помощи, уже зная, что Лендон скорее подержит вашу голову под водой, нежели поможет выбраться на поверхность. Ну что ж, прощайте, душевные состояния.
В один прекрасный день я пишу коротенький текст, заказанный для чтений, которые Эмманюэль Оккар организует в Токийском дворце; Лендон натыкается на этот текст и, похоже, тот ему очень нравится. Как обычно, он не советует публиковать его в журнале. Впрочем, Жером Лендон вообще не советует публиковаться в журналах, как не советует и работать в соавторстве, не советует коллоквиумы и заказы для кино или телевидения, не советует путешествовать (он особенно ненавидит путешествия), не советует почти все, что так или иначе способно отвлечь от письма, короче, не советует больше, чем советует. За невозможностью следовать его советам я по большей части следую его отповедям, и мне не приходится на это жаловаться. Но берегите этот текст, сохраните его, говорит он мне, рано или поздно у вас из него что-нибудь выйдет.
Поскольку в ту пору издательство «Минюи» публикует маленькими томиками короткие тексты Маргерит Дюрас, я набираюсь дерзости предложить ему сделать такую же тонюсенькую брошюру из моего крохотного текста. Коли он ему нравится, почему бы и нет? Вы не подумали, говорит он, пожимая плечами, ваш текст чересчур короток. Ну и что, говорю я, «Шлюха с нормандского берега» тоже совсем не длинна. Конечно, парирует он, но вы не Дюрас. Легко с этим соглашаюсь. В конце концов, спустя некоторое время этот текст в виде раздаваемого клиентам буклета публикует объединение нескольких книжных магазинов. Поскольку он проходит не совсем незамеченным, Лендон соглашается опубликовать его под обложкой издательства — но, с обычным своим пристрастием к смене названия, брюзжит и по поводу этого. На сей раз, говорит он, мне не нравится в вашем заглавии слово «оккупация»[9]. Оккупация, знаете ли, вызывает у меня дурные воспоминания. Но тут я, рискну сказать, сопротивляюсь. Это, впрочем, последний раз, когда он поднимает шум из-за названия, все следующие романы проходят без малейших нареканий.
В другой раз со мной связывается издатель, который предлагает опубликовать какой-нибудь мой короткий текст в составляемом им сборнике. Я не говорю ни да, ни нет, хотя отлично знаю, что делать этого не буду. Просто тогда я еще не научился говорить нет — с тех пор я добился в этом некоторого прогресса, — итак, я уклончив, я увиливаю. Но недостаточно: спустя несколько дней в прессе появляется объявление об этом сборнике; среди упомянутых имен присутствует и мое. Гнев Лендона: Скажите-ка, я тут заглянул в газету, говорит он мне, что там за история? Да чушь все это, говорю я, полная чушь. Вы доставите мне удовольствие, говорит он, если напишете этому деятелю, что выходите из его проекта. Никаких проблем, если это может доставить Лендону удовольствие: поскольку я уверен, что сей проект в любом случае меня не интересует, пишу этому деятелю, его о том извещая. Спустя несколько дней Лендон, не без лукавства: Кстати, то письмецо, что я просил вас написать, вы его отослали? Ну да, говорю я, конечно. Он делает большие глаза: Да? В самом деле? Я же вам сказал, отвечаю я. Он смотрит на меня с удивлением. Поразительный все же тип: он не только позволяет себе давать вам указания, в довершение всего он позволяет себе воображать, что их не выполняют.
Только не надо думать, что это холодный, высокомерный, властный, бесчувственный человек. Насколько я его знаю, он совсем другой. Он как раз таки страстен, он волнуется, он насмешничает, он загорается и радуется, а может и негодовать и возмущаться. Не следует также думать, что он не симпатичен, вопрос не в этом, он милейший человек. Вопрос в том, что ему есть что делать, и симпатичность тут ни при чем, симпатия — не его забота. А кроме того, он просто-напросто не может терять времени, и вот это он способен втолковать весьма решительно и энергично. Однажды я звоню ему по какому-то поводу, извиняясь для начала, если его отвлекаю: Да, говорит он, вы меня чрезвычайно отвлекаете — и вешает трубку.
