Полночь - [54]

— Меня не интересуют ваши объяснения. Я голодна, понимаете? Я хочу есть.

И она топнула ногой.

— Завтрак ждет вас, — ласково сказал он, — не угодно ли спуститься в столовую?

Видя такую покорность, Элизабет почувствовала желание дерзить.

— Хорошо, — заявила она, — но предупреждаю вас, что я скорей умру с голоду, чем еще раз сяду за стол с этой женщиной, матерью господина с таким смешным именем, которое не сходит с ваших уст.

— О-о! — ужаснулся он. Но тут же взял себя в руки и со вздохом сообщил: — Мать господина Эдма сегодня не будет завтракать с вами. Она уехала.

Глаза Элизабет вспыхнули радостью, и она чуть было не спросила, надолго ли уехала старуха, но передумала, опасаясь, что ответ омрачит ее радость.

В коридоре она пошла впереди господина Аньеля, громко стуча каблучками, чем приводила в отчаяние беднягу, который рекомендовал ей соблюдать полную тишину. Девушке казалось, что она одержала победу над матерью господина Эдма, и в это утро дом ее не пугал. Птицы на лестничной площадке выглядели смешными, а шаткая лестница при дневном свете утратила всю свою таинственность.

— Который час? — спросила она, цокая каблучками по плитам прихожей.

Господин Аньель смиренно ответил, что сейчас восемь часов. Он шагал за ней бесшумно, точно большая черная тень. Когда они вошли в большую комнату, украшенную геральдическими лилиями, Элизабет подбоченилась и посмотрела на длинный стол, конец которого был покрыт белой скатертью. Дымящийся кофейник распространял вкусный запах, рядом стояла большая чашка с цветочным узором и лежала небольшая буханка серого хлеба.

Девушка села и бросила в чашку несколько кусочков сахара, но тут заметила, что господин Аньель остался стоять.

— А вы? — спросила она, держа в руке кофейник.

Он поблагодарил ее за заботу, сообщил, что позавтракал в пять утра, и добавил, что в Фонфруаде он встает раньше всех.

— Всех! — повторила Элизабет, наливая себе кофе. — А кто это все? Тут никого не видно.

— Это моя кузина Бертранда, которую вы уже знаете, Бернар, тот самый, что не смог вчера выйти к обеду…

— Этих я знаю, — перебила она.

— Мадемуазель Эва и… господин Эдм.

Элизабет резко вздернула голову.

— Я не хочу больше слышать это имя, господин Аньель, понимаете? Вы в конце концов заставите меня бояться этого человека, которого я никогда не видела.

Он немного покраснел и ничего не ответил. Широкая полоса солнечного света создавала как бы завесу между ним и девушкой, так что он плохо видел ее, но все равно она представлялась ему удивительным существом, пришедшим из мира, который ему был неведом; и он молча стоял перед ней, глядя на нее с восхищением и одновременно с опаской. Вокруг него с жужжаньем вилась муха, но он не отгонял ее. В комнате было тепло, и стулья потрескивали в тишине, как будто, согреваясь, пробуждались от ночного оцепенения. Через несколько минут Элизабет положила на скатерть кусок хлеба, который собиралась отправить в рот.

— Господин Аньель, — сказала она вдруг, — не смотрите на меня, когда я ем. Это меня раздражает.

Он вздрогнул, потом нарочито набрежным движением погладил лацканы пиджака.

— Я задумался о том, дитя мое, — произнес он глухим низким голосом, заполнявшим всю комнату, — будете ли вы счастливы здесь, в Фонфруаде.

Она откусила хлеба и сердито пожала плечами.

Снова наступило молчание, а муха меж тем кружилась вокруг головы господина Аньеля, задевая волоски бороды. Продолжая жевать, Элизабет втянула голову в плечи и глянула на господина Аньеля своими большими черными глазами.

— Вы все раздумываете, это понятно, — сказала она. — А вот послушайте меня, господин Аньель. Сегодня утром я стояла у окна, и мой сосед, этот самый ваш господин Эдм, тоже раздумывал на свой лад, подсматривая за мной. Это очень неприятно.

Он поднял руку. Слова девушки нарушили его мечтания, и он проворчал:

— Господин Эдм? Не думаю. Он никогда не подходит к окну. Никогда.

Элизабет поставила чашку на стол.

— Я видела в глубине комнаты какого-то маленького человечка.

Господин Аньель как бы нечаянно стукнул кулаком по спинке стула.

— Господин Эдм — не маленький человечек, Элизабет.

— Однако, — спросила она, слегка уязвленная, — ведь это его огромные и смешные ботинки я видела вчера перед дверью?

Наверно, она задела чувствительную струнку в душе этого терпеливого и кроткого человека. Впервые со времени знакомства она увидела, как он нахмурился, затем тыльной стороной ладони отмахнулся от мухи и бородка его задрожала.

— Это вас не касается, — ответил он.

И не успела Элизабет оправиться от изумления, как осталась в столовой одна. Господин Аньель хлопнул дверью чуть громче обычного, потом открыл какую-то другую дверь. Эти звуки почти не нарушили царившую в доме великую тишину.

В представлении Элизабет тишина в этом доме была чем-то осязаемым. Мысленным взором она видела огромное помещение, что-то вроде собора с бесконечными переходами, где каждый звук прокатывается громом, отдаваясь в темных сводах, и теряется среди многочисленных колонн. Господин Аньель бродит без цели по дальним приделам, точно сомнамбула, но при этом остается уверенным в себе, ибо тишина — это его стихия.