Полночь - [25]

Шрифт
Интервал

Отыскав в лабиринте улочек второго прохожего, наблюдатель увидел бы его на подходе к рынку. Различив в просвете между деревьями аллеи свод крытого рынка, он направился к этому сооружению спокойной поступью. Выйдя на прямоугольную площадь, остановился, вытащил из кармана огромный носовой платок, протер пенсне и огляделся, после чего тепло укутанная солидная фигура двинулась дальше. Кому не приходилось наблюдать движения насекомого на пыльной деревенской дороге? Среди камней и стебельков травы оно прокладывает свой путь по тайному плану, о котором мы почти ничего не знаем, но все же пытаемся приписать этому крошечному существу определенные цели и желания, сходные с нашими. Передвижения и поступки человека в синем шарфе объяснить было бы куда легче: останавливался он от изумления, а вперед его толкало любопытство. Он тоже был чужаком в этом городе. И никак не мог предположить, что в таком маленьком населенном пункте может быть такой просторный (он смерил взглядом здание рынка справа налево) и такой высокий (он задрал голову) крытый рынок. Незнакомец минуту постоял, давая волю удивлению и восхищению, потом стукнул тростью о землю в знак решимости и вошел под своды рынка.

Господин Лера — так звали этого незнакомца — проследовал по центральному проходу до его пересечения с более узким поперечным проходом. Окинув взглядом торговый зал, отметил, что находится в самой середине рынка, чем остался весьма доволен, так как любил точность во всем; когда он достаточно насладился этим приятным для себя обстоятельством, то направил свое внимание на столики с мраморной столешницей, уделив каждому из них легкий кивок, и сосчитал их все. Из-под шарфа послышалось одобрительное ворчание.

Как все люди домашнего склада жизни, рабски приверженные заведенным в доме обычаям, господин Лера не знал, как лучше использовать случайно выдавшийся час досуга. В этом маленьком городке, где ему пришлось пересаживаться с одного поезда на другой, было слишком мало интересного. Правда, «Привокзальное кафе» открыто, и он мог бы, попивая грог, поболтать с хозяином, но ему не по душе были разговоры с незнакомыми людьми, тем более в этот раз, когда он вез значительную сумму денег, хоть его бумажник и лежал в потайном кармане за подкладкой сюртука, застегнутого на две пуговицы, очень надежные, по мнению госпожи Лера. Другой на его месте, возможно, провел бы этот час в зале ожидания на вокзале, но господин Лера боялся, что заснет и пропустит свой поезд. Вот почему он решил совершить короткую прогулку по улицам городка.

Услышав детский крик, он воскликнул: «Надо же!», и это восклицание в полной мере выражало его удивление. Если бы услышал крик вторично, еще раз сказал бы: «Надо же!», ничего к этому не добавляя, ибо воображение его работало медленно, и разволновать такого человека было совсем не просто. Он был из тех, кто идет по жизни, не видя в ней ничего необычного или необъяснимого, за исключением внезапно выросшей на носу бородавки или ошибки в своей конторской книге. Точно так же и сейчас, после того как он оценил высоту свода и произвел в уме инвентаризацию всего, что находилось в торговом зале, он посчитал, что крытый рынок открыл ему все свои тайны и можно пойти куда-нибудь еще, дабы удовлетворить свою тягу к познанию всевозможных вещей.

Господин Лера не был злым человеком, вовсе нет. Например, он от всей души желал, чтобы этой ночью все спали в тепле, а уж если кому-то непременно надо выйти, чтобы на плечах у этого человека, как и у него самого, был не один слой шерсти, а на руках — теплые вязаные перчатки. И если были на земле люди, которым приходилось в такой собачий холод бродить по улицам без добротной шерстяной одежды и теплых вязаных перчаток, об этом оставалось только пожалеть, но у господина Лера при этом на исчезало приятное ощущение тепла, разливавшегося по животу и по всему телу благодаря нескольким метрам фланели.

Вот уже семнадцать лет господин Лера служил экономом в лицее города Рефана, и никто не слышал от него гневного или обидного слова. Он улыбался, и ему улыбались. Он достиг той пограничной области, где эгоизм сочетается с доброжелательностью, образуя не то чтобы доброту, но нечто вполне заменяющее ее в глазах окружающих. Такое снисходительное отношение к людям было обусловлено превосходным пищеварением и отсутствием денежных затруднений на всем протяжении его жизни; достигнув порога старости, господин Лера не знал, что такое желудочные колики или бессонница.

В тот вечер он пребывал в отличном настроении и, покидая крытый рынок и направляясь к выходу, напевал в свой синий шарф военный марш, по правде говоря, немножко фальшивя, но этот мотив заставлял его идти четким, размеренным шагом. Одновременно господин Лера выделывал тростью фехтовальные финты, из-за которых не всегда ясно видел, что у него впереди, да и рука была уже не та, что в былые времена, но он не обращал на это внимания и, когда проходил мимо того места, где приютилась девочка, выполнил самый замысловатый финт и завершил его выпадом, причем конец трости угодил в сложенные корзины.


Еще от автора Жюльен Грин
Обломки

В основе романа известного современного писателя Жюльена Грина «Обломки» лежит тема распада буржуазной семьи. Но писатель не ограничивается пределами интимной драмы: он показывает, как паразитическое существование героев книги обесчеловечивает все сферы их жизни. Персонажи Грина, атмосфера бездушия и лжи, в которой они живут, — это и есть «обломки», обломки разрушающегося капиталистического мира.


Рекомендуем почитать
Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.


Папа-Будда

Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.


Мир сновидений

В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.


Фунес, чудо памяти

Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…


Убийца роз

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 11. Благонамеренные речи

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.