Полночь - [18]

Немного поколебавшись, Элизабет сняла перчатки и достала из кармана фартучка те самые ножницы, которые Мари так и не сумела отобрать у нее, перекрестилась; страх перед мертвым телом чуть не заставил ее отказаться от своего плана, но в конце концов она устыдилась своего малодушия. Наклонилась к лицу покойной, взяла двумя пальцами выбившийся на висок черный локон и отрезала его. Звук разрезаемых волос показался ей зловещим, и она поспешно сунула материнские волосы в карман, точно застигнутая на месте преступления воровка.

Вошла монахиня и сказала Элизабет, что пора идти к тетке.

У порога она еще раз поцеловала девочку.

— Если кто-то начнет говорить с тобой о матери, сделай вид, будто ничего не понимаешь.

VII

Когда Элизабет вернулась в дом Розы, та прибиралась в кухне. На столе стояли два плетеных стула, а старуха, одетая в серую фланелевую кофту, протирала надетой на швабру тряпкой красный кафельный пол. Топала взад-вперед в деревянных башмаках, хмурила брови, и вид у нее был недовольный. В раковине стоял таз, с шумом заполнявшийся водой, поэтому Роза не услышала шагов племянницы, а завидев ее, крикнула:

— Осторожно! Ты ступила на мокрое. Не ходи назад, шагни вправо! Да от меня вправо! Ну, гляди, что ты наделала!

Перепрыгнув через «мокрое», Элизабет вернулась к двери и стала на пороге, а тетка водила шваброй, чуть не задевая девочку по ногам, — стирала ее следы на влажных плитках.

В открытое окно с видом на стену небольшого сада вливалась ночная темнота. Несколько минут назад ветер немного стих, и серые хлопчатобумажные занавески вяло колыхались у оконного стекла. Отставив швабру, Роза взяла обеими руками наполнившийся таз и выплеснула его содержимое на пол. Затем снова подставила его под кран.

— Никто и не подозревает, какая докука для меня эта кухня, — кричала Роза, стараясь покрыть шум воды в раковине. — А еще ты тут топаешь грязными ногами, будто по лужайке гуляешь. То же самое вечно было и с Шарлем. Стоило ему заметить, что я взялась мыть пол в кухне, как он лез сюда, то ему подавай соль, то спички раскурить трубку, то газовую конфорку, чтобы сварить яйцо. Вот уже двенадцать лет и один месяц, как он умер, — продолжала она, одержимая навязчивой идеей. — Раза три в неделю мы с ним скандалили из-за пола в кухне до несчастного случая, положившего конец его жизни. Похоронила я его в четверг, в девять утра, и кроме меня за гробом шли еще человек двадцать пять, а на гробе была перламутровая инкрустация — два венка. Если ты хочешь узнать, какая была погода, спроси у Клемантины, она на кладбище чуть не схватила воспаление легких.

Пронзительный гортанный голос отражался от стен кухни, эхо вторило похоронным речам хозяйки дома. В ее мозгу, подчиненном ежедневным потребностям, создалась какая-то связь между трагической гибелью мужа и детей и самыми обыкновенными делами. Эта странная женщина говорила о смерти вроде бы как о союзнике, отомстившем за кухонный пол. Не будучи злой по натуре, с годами Роза становилась все более суровой и даже жестокой — слишком часто и больно била ее жизнь, но, с другой стороны, она гордилась перенесенными страданиями.

— Пойдем, — сказала она, ставя швабру к стене, — я покажу тебе твою комнату.

Роза завернула кран, с грохотом бросила деревянные башмаки под стол и вместе с племянницей пошла по узкому коридору, в маленькое, забранное решеткой окно которого проникал угасающий свет дня. Остановившись перед какой-то дверью, открыла ее маленьким ключом и впустила девочку в комнату с огромной медной кроватью, занимавшей почти все помещение. Над красной периной на стене, над круглым столиком с одной ножкой висело распятие, отражавшееся в загаженном мухами зеркале. Комод красного дерева без мраморной крышки занимал все пространство между кроватью и стеной, едва позволяя подобраться к окну. Ни одного стула: здесь спят, а не сидят. Зато хромая этажерка, остаток исчезнувшей гостиной, сверкала палисандровыми полками, на одной из которых стоял подсвечник, на другой — гребень и головная щетка.

— Кровать совсем неплохая, — сказала подбоченясь старуха. — Поверь моему слову. Двенадцать лет я на ней сплю. Что? Ты, наверно, вообразила, что здесь будешь спать ты? — И Роза засмеялась, показывая желтые зубы. — Спать в моей кровати, на которую положили тело Шарля, когда его принесли с лесопилки! Еще чего! Пошли! Это моя спальня!

Снова заперев дверь, они вернулись в коридор. Тени вокруг них сгущались, и, когда Роза впустила племянницу в другую комнату, Элизабет поначалу ничего не могла разглядеть. Но вскоре за нагромождением стульев увидела маленький белый платяной шкаф, куда ее мать складывала белье и прочие вещи. Тут же среди ящиков стоял комод, от которого в комнате Бланш осталось только светлое пятно на обоях. Повернувшись, Элизабет споткнулась о детскую коляску и чуть не упала на бесформенные пакеты, в беспорядке валявшиеся на полу. Видно, комната служила кладовой.

— Вот тут и выбери закуток поуютней, — сказала Роза. — Сейчас я найду для тебя одеяло. Может, оно немного кусачее, но на твоем месте, моя милая, я бы спала, не раздеваясь, меньше будет возни с одеждой.