Полная заправка на Иссоре - [26]

— Какая вам разница, да и им тоже? Они покажут то, что будет заказано. Но, как вы уже, наверное, поняли — за соответствующую оплату.

— Но ведь если мы обвинены в нарушении всех без исключения законов, — а их, вы сказали, очень много…

— Никто точно не знает, сколько. Да и количество их ежедневно увеличивается.

— Сколько же времени придется доказывать, что мы не нарушали ни одного из них?

— Успокойтесь: этого не потребуется. Если бы приходилось доказывать все до конца, то до сих пор не завершилось бы слушание и самого первого в нашей истории дела. Однако для того, чтобы каждое слушание оказывалось ограниченным во времени, уже давно был установлен принцип аналогии. Он заключается вот в чем: если вам удалось доказать, что вы не виновны в нарушении тринадцати самых серьезных законов, то принимается, что по аналогии вы и в остальных нарушениях тоже не виноваты. Ну, за исключением какого-то одного — вовсе не самого страшного.

— Значит, все-таки в чем-то виновны?

— Но мы же не можем допустить, чтобы кто-то был привлечен без всяких оснований. Нарушение обязательно должно быть. Обычно обвиняемый признается в нем сам, добровольно и откровенно, выбрав то, что ему более по вкусу и грозит минимальным наказанием. Это несложно, потому что доказывать истинность признания не нужно, свидетели к этому даже не привлекаются. В таких случаях суд ограничивается гуманной мерой: только конфискацией имущества.

— А без этого никак нельзя?

— Понимаете ли, содержать Великий Сброд стоит немалых денег — и с каждым часом все больше. Пока можно было, их брали в бюджете, но в конце концов бюджет не выдержал, хотя до того успели сменить десятка полтора начальников департамента финансов. Сейчас мы оказались в долгах у всего галактического региона. Вот Сброду и пришлось перейти на самоокупаемость — а откуда ему еще взять денег, как не от конфискаций?.. Ага! Слышите?

— Что случилось?

— Как я и предполагал, объявили перерыв.

— Но до обеда еще как будто…

— Не на обед. Чтобы собреды могли подраться не перед столом руководства, а подальше отсюда — в подвальном этаже есть специальный зал, где можно вступить в единоборство с оппонентом любым способом: на шпагах, дубинках, даже на пистолетах — правда, с резиновыми пулями. Наши собреды, однако, предпочитают попросту — на кулачки. Подерутся, напряжение спадет и можно будет продолжать обсуждение.

— Но о чем они, собственно, спорят? Разве тут есть хоть кто-нибудь, кто сочувствует нам?

— Вовсе не нужно, чтобы кто-то вам сочувствовал. Важно, что есть немало собредов, не поддерживающих председателя — одни потому, что он слишком мягок, другие — потому, что жестковат, мало ли по какой причине… И они, естественно, пользуются любым поводом, чтобы выступить против его точки зрения. Вы или кто угодно другой — не имеет ровно никакого значения.

— Ну что же, и на том спасибо. Хотя было бы, конечно, приятнее, если бы хоть кого-нибудь тут действительно заинтересовала наша судьба. Вы что-то хотели сказать, советник?

— Да, собственно, ничего особенного. Я просто подумал: как знать — может быть, кого-нибудь она действительно заинтересует, и всерьез. Я имею в виду нашу участь.

— Что касается сочувствующих, — сказал прекослов, — то мы сейчас как раз и займемся их поисками. Перерыв подвернулся как раз вовремя. Как говорится, выворачивайте карманы.

— Но вы же прекрасно знаете, что у нас ничего нет.

— Однако, вы ведь договорились с тем молодым человеком — я имею в виду покупателя. Я уверен, что он, как обещал, доставит вам деньги прямо сюда. Вы же сами дали ему время, чтобы найти нужную сумму. А до тех пор будем договариваться; на час-другой нам поверят в кредит. Надеюсь, коммерсант не знает еще об угоне корабля. А сейчас подошло время заручиться поддержкой кого-нибудь из собредов, потому что, не решив вопроса о корабле, они не смогут продолжать рассмотрение вашего основного дела, поскольку больше у вас конфисковать и нечего, кроме разве носовых платков. А чем запутаннее ситуация, тем нам веселее… Итак, я пошел вылавливать нужного нам собреда.

— В такой суматохе?

И в самом деле, хотя перерыв и был объявлен, собреды не дотерпели до подвального зала, и драка завязалась тут же, перед руководящим столом. Кто-то таскал кого-то за бороду, кто-то уже валялся на полу и его пинали ногами, у противоположного конца стола стенка шла на стенку. Стоял дикий шум. Спокойными оставались лишь солдаты — они с удовольствием смотрели даровой спектакль, заключали пари и, судя по отдельным их репликам, были свидетелями таких сцен уже не раз.

— Погодите, прекослов, — сказал Федоров. — Я пойду с вами.

— Охрана…

— С охраны сейчас можно снять сапоги, они и то не заметят. А я могу вам пригодиться при вербовке.

— Как, как вы назвали это?

— Профессиональный термин, — сказал Федоров, ухмыльнувшись.

* * *

Оставив товарищей по несчастью на их местах, Федоров вслед за Аласом медленно пробирался к столу. Драка разрасталась, как пожар на складе боеприпасов. В воздухе летали сумки, блокноты, законопроекты, выломанные подлокотники стульев. От всего этого приходилось ежесекундно увертываться.

— Какие темпераменты! — проговорил Федоров.