Полная безнаказанность - [51]

— Точно-точно, — подхватила Адель, — и намекал, что ла Дигьеры не справились с ситуацией.

— Мы тогда пропустили его слова мимо ушей.

— Но этот человек не отказывается ни от одной из своих идей.

— А их у него предостаточно!

Это было как взрыв. Версии возможного развития событий возникали в их разгоряченных умах одна за другой:

— Пятизвездочная гостиница.

— С десятиэтажным вторым корпусом на От-Диг.

— Центр для проведения симпозиумов и семинаров.

— С бассейном и джакузи.

— И полем для игры в гольф.

— Роскошная богадельня для избалованных миллиардеров.

— Он выставит нас за дверь.

— После того, как снимет нам квартиру в городе.

— Две: он не жмот.

— В элитном квартале.

— С кухнями, оборудованными поггенполевской мебелью.

— Он не снимет квартиры, он их нам подарит.

— И купит каждой по машине.

— Отстегнет процент от прибыли, которую станет приносить «Ла Дигьер».

Мадлен попыталась их успокоить: Альбертина молода, хорошо себя чувствует, но они набросились на нее с криками об автомобильных катастрофах. Ты разве не знаешь, сколько человек гибнет каждый год на дорогах? А скрытые формы онкологических заболеваний? Рак печени и поджелудочной железы вообще дают о себе знать за шесть недель до смерти, не говоря уж о тромбоэмболии и инфарктах, которые случаются, что называется, на пустом месте. Да еще теракты — у нас, конечно, ничего подобного не было, но ведь и в Нью-Йорке до 11 сентября тоже не было! — землетрясения, Чернобыль, разрушение плотин и опустошительные наводнения. Они так увлеклись, что заговорили о контроле, захвате власти, праве верховного решения и диктатуре. Мятеж зрел, бойцы Сопротивления вооружались и уходили партизанами, чтобы налаживать радиосвязь, готовить десанты парашютистов. Гнев пьянил головы, слова звенели в воздухе как удары хлыста:

— Он завладеет домом.

— И конторой, где я работаю.

— Бабушки ему мало.

— Не понимаю этого человека. Вознамерился получить все сразу.

— Он дает, и дает много, чтобы прибрать к рукам.

— Заваливает подарками, надеется, мы будем принадлежать ему.

— Он не остановится, обставит заново гостиную.

— Модернизирует твою консультацию.

— И плиту из стеклокерамики нам привезут.

— И компьютер для Адель.

— Самый навороченный, за три тысячи евро.

— Клеманс он подпишет на все научные журналы.

— Мой скелет из пластика далеко не идеален.

— Получишь другой — из человеческих костей.

— Я даже могла бы попросить у него денег, чтобы профинансировать новую, совместную с Шарлем, фирму.

— Сможешь обосноваться в старых конюшнях.

— Скажешь ему, что тебе нужен помощник.

— Двое. Это существенно повысит мой статус.

— Мы станем его «успешными проектами».

— Самым ценным его достоянием.

— Главным украшением его короны.

— Наилучшим помещением капитала.

— Ничто его не остановит, это уже точно.

— Мы могли бы заявить, что он нас достал своей заботой.

— А он ответит: ничего подобного, я думаю только о вашем благе.

— И это поставит маму в совершенно невозможное положение.

— Если она к тому времени будет еще жива.

— Она уже сейчас чувствует себя просто ужасно.

— Потому что зажата между ним и нами — как между Сциллой и Харибдой.

— Прямая дорога к психосоматическим нарушениям.

Мадлен представила себе, как Альбертина лежит без сна рядом с Фонтаненом, а тот без устали строит планы. Она попыталась вразумить девочек, но из этого ничего не вышло: стоило ей вклиниться в разговор, как в ответ звучало зловещее слово «захват». Верность по отношению к Альбертине требовала уважения к ее чувствам, а госпожа л а Дигьер была довольна своим браком. Тут в разговор вмешалась Адель. У нее, сказала она, нет практического опыта в подобных вещах, но ведь Вотрен все еще ждет своей очереди. Это замечание прозвучало столь уместно, что все замолчали.

Появление Фонтанена в жизни Альбертины разрушило ее близость с девочками, и произошло это сразу после незабываемого для всех телефонного обсуждения операции «Виши». Тогда это казалось естественным, утрату они ощутили только теперь. Прежде, когда дочери и внучки хотели на кого-то пожаловаться, они шли к Альбертине, теперь она была последней, с кем они стали бы говорить о своем недовольстве. Злились ли они на нее? Вслух об этом никто никогда не говорил, но потаенная горечь в душах поселилась. Даже друг с другом они отныне не решались быть до конца откровенными. Разговор буксовал, и только в три утра вердикт был наконец вынесен. Прозвучало одно, — смертоносное, как нож гильотины, — слово:

— Лепонекс.

Они разошлись по комнатам — усталость взяла свое, — но спали плохо.

— Лепонекс? — переспросил я Мадлен.

— В сочетании с противопоказанным препаратом.

После той ночи они перестали бурно протестовать против каждого предложения Фонтанена. Сразу стало ясно, что их протесты все-таки сдерживали его порывы: теперь он совсем разошелся. Достал проспекты, разложил их на кухонном столе и начал выяснять у Мадлен и Альбертины, что они обо всем этом думают. Госпожа ла Дигьер бросала растерянные взгляды на дочерей, но те молчали. Была заказана самая большая и навороченная плита из стеклокерамики, но когда появился «кухонных дел мастер» с инструментами и фурнитурой, пришлось притормозить: всю электропроводку как установили в начале XX века, так больше к ней и не прикасались.