Полмира - [19]

— Я делал хорошее! — Он ударил кулаком по стене и промазал, что было удачей, и упал в канаву, что удачей не было.

Потом Бренда стошнило ему на руки.

— Ты Бренд?

— Я был им, — сказал он, вставая на колени и видя очертания человека. Или быть может двух.

— Тот Бренд, который тренировался с Колючкой Бату?

Он фыркнул на это, но его фырканье воняло рвотой, и его чуть снова не стошнило.

— К сожалению.

— Тогда это тебе.

Холодная вода ударила его в лицо, он закашлялся, попытался вскочить и поскользнувшись, свалился в канаву. Пустое ведро покатилось прочь по мостовой. Бренд соскреб с глаз мокрые волосы, увидел полоску света на старом морщинистом бородатом лице, покрытом шрамами.

— Надо бы врезать тебе за это, старая сволочь, — сказал он, но ему показалось, что подъем вряд ли стоил усилий.

— Но тогда я врезал бы тебе в ответ, а сломанный нос не исправит твоих проблем. Я знаю. Я пробовал. — Старик положил руки на колени и придвинулся ближе. — Колючка сказала, что ты был лучшим из тех, с кем она тренировалась. Хотя, парень, не похоже, что ты лучший в чем бы то ни было.

— Время было немилосердным.

— Оно всегда такое. Боец все равно продолжает сражаться. Я думал, ты боец?

— Был, — сказал Бренд.

Старик протянул широкую ладонь.

— Хорошо. Меня зовут Ральф, и у меня есть бой для тебя.

В качестве тренировочной площадки они осветили факелами сарай. Веревки на старых досках обозначали края. Публики было не так много, как Бренд привык, но от той, что была, его опять начало тошнить.

На одном стуле сидела Лаитлин, Золотая Королева Гетланда. На ее груди блестел ключ от сокровищницы королевства. Рядом с ней сидел человек, который когда-то был ее сыном, а теперь ее министром, Отец Ярви. За ними стояли четыре раба в серебряных ошейниках — два огромных инглинга с суровыми топорами на поясах и еще более суровыми выражениями на хмурых лицах, будто высеченных из камня, и две девушки, как две половинки грецкого ореха, обе с такими длинными косами, что им пришлось обмотать их вокруг руки.

И, прислонившись к дальней стене, поставив одну ногу на каменную кладку, и с легкой насмешливой кривобокой улыбочкой на губах, стояла самая нелюбимая спарринг-партнерша Бренда, Колючка Бату.

И вот что странно, несмотря на все те часы, которые он провел в пьяном угаре, обвиняя ее во всех своих несчастьях, Бренд рад был видеть ее лицо. Сейчас он был счастливее, чем за долгое время. Не потому что она ему так уж нравилась, но потому что ее вид напоминал ему о том времени, когда он сам себе нравился. Когда он видел свое будущее, и ему нравилось то, что он видит. Когда его надежды гордо реяли, и мир, казалось, был полон вызовов.

— Думала, ты уж никогда сюда не доберешься. — Она вдела руку в ремни щита и взяла деревянный меч.

— Думал, тебя раздавили камнями, — сказал Бренд.

— Это все еще весьма вероятно, — сказал Отец Ярви.

Ральф толкнул Бренда в спину, и он, шатаясь, пошел на площадку.

— Начинай уже, парень.

Бренд знал, что он не самый смышленый, и сейчас его разум был еще затуманен, но суть он уловил. Он почти по прямой дошел до тренировочного оружия, выбрал щит и меч, старательно избегая холодных глаз королевы, оценивающих каждое его движение.

Колючка уже выходила на позицию.

— У тебя чертовски жалкий вид, — сказала она.

Бренд посмотрел на свою жилетку, испачканную в чем-то похожем на рвоту, и был вынужден кивнуть.

— Ага.

Ухмылка на её губах стала насмешливой.

— Разве не ты постоянно говорил, что станешь богачом после первого набега?

Это его укололо.

— Я не поехал.

— Не думала, что ты трус.

Это укололо еще сильнее. Она всегда знала, как его ужалить.

— Меня не взяли, — проворчал он.

Колючка расхохоталась, несомненно рисуясь перед королевой. Она не уставала разглагольствовать, как она восхищается этой женщиной.

— Я тут исхожу на зависть, ожидая, что ты будешь важничать, как герой, и кого я вижу? Какого-то пьяного попрошайку?

Бренд почувствовал, что его пронзил прилив холода, от которого он протрезвел лучше, чем от ледяной воды. Он немало попрошайничал на своем веку, это правда. Но это такая правда, которая жалит.

Колючка всё хихикала, радуясь своей сообразительности.

— Ты всегда был идиотом. Мое место украл Хуннан, а как ты упустил свое?

Бренд хотел бы рассказать ей как. Он хотел бы выкрикнуть ей это в лицо, но не мог выдавить ни слова, поскольку начал рычать, как зверь, громче и громче, пока все помещение не стало вибрировать от его рыка, и его грудь не загудела от него. Его губы изогнулись, а челюсть стиснулась так сильно, что зубы, казалось, раскрошатся. Колючка хмуро смотрела на него из-за кромки щита, словно он обезумел. Может, так оно и было.

— Начинайте! — крикнул Ральф, и Бренд набросился на нее, отбил ее меч и ударил так сильно, что от ее щита полетели щепки. Она быстро изогнулась, она всегда была смертельно быстрой, освободила достаточно места, чтобы взмахнуть мечом, но в этот раз он не колебался.

Он не обратил внимания на удар в плечо, едва почувствовал его и взревел, без оглядки наступая, заставляя ее отшатнуться. Кромки щитов столкнулись, он почти поднял ее, она отлетела за веревку и врезалась в стену. Колючка постаралась освободить меч, но он плотно прижал его к плечу, схватил ее щит левой рукой и потащил вниз. Для оружия слишком близко, так что он отбросил тренировочный клинок и начал бить ее, со всей своей злостью и разочарованием, словно она была Хуннаном или Ярви, или всеми этими так называемыми друзьями, которые так преуспели в ничегонеделании, украли его место и его будущее.