Полковник Сун - [76]

Китаец сидел, облокотившись спиной о гранитную стену, с правой стороны от Бонда. Казалось, он сморщился, усох и, судя по луже крови на пыльной скале у его ног и по полузапекшемуся ручейку, который тянулся изо рта к поясу, в ином состоянии не мог находиться. Его правая рука была спрятана за спину, он, конечно, зажимал рану на пояснице. На окровавленных губах змеилась улыбка.

– Итак, мой расчет оказался верен. – К удивлению Бонда, голос звучал твердо и полно. – Я действительно знал, что вы придете, Джеймс. Вы, видимо, довольны собой. Как я понимаю, вы уничтожили всех? – Он задал вопрос, прозвучавший гротескной копией вопроса Ломанна.

– Почти.

– Превосходно. Выходит, мы снова вместе. В условиях для вас гораздо более выгодных, чем в подвале. Но вы просчитались.

В этот момент Сун вытащил из-за спины правую руку. В ней был минометный снаряд.

– Видите? Я по-прежнему контролирую ситуацию. Вряд ли стоит вам говорить, Джеймс, что, если вы сделаете резкое движение, или если я даже уроню эту вещь случайно, то я убью нас обоих. Я умру в любом случае. Так же, как и вы, в каком-то смысле. Поэтому очень скоро я ударю взрывателем этого предмета о скалу рядом с собой. Наши судьбы действительно связаны, не так ли? Теперь вы понимаете это?

– Что вам надо, Сун? – Бонд прикидывал расстояние и те мгновения, которые могли оказаться в его распоряжении, пытаясь вызвать у себя в памяти форму угла за своей спиной и оценивая, сможет ли он запрыгнуть на расположенную слева низкую стену.

– Признайте, что нашли в моем лице великого мастера, который в честном поединке, не прибегая к хитрости, сломал бы ваш дух столь же окончательно и неотвратимо, как сломал бы кости ваших конечностей. Признайте!

– Никогда! Это неправда! С самого начала у вас было преимущество в численности, в инициативе, в планировании. И чего же вы добились? Только собственной смерти!

Обнажились запачканные кровью зубы Суна.

– Я настаиваю! Я приказываю вам...

Затем глаза его заморгали, и кровь, пульсируя, хлынула изо рта. Бонд, опершись рукой о край расселины, перемахнул через него, сполз на четвереньках в заросшую чахлой травой яму глубиной в пять футов, вскарабкался на плиту, похожую на истершийся могильный камень, и перебрался на дальний ее конец. Голос Суна, теперь едва слышный, доносился откуда-то сверху справа.

– Где вы, Джеймс? Но на этот вопрос стал бы отвечать лишь умалишенный. Нужно было бросить эту штуку раньше, верно? Но желание услышать от вас признание поражения, по-видимому, сковало мои пальцы. Что мне теперь с ней делать? Ответ ясен. Взорву ее рядом с собой. Уйду с грохотом. Так мир кончится для меня... Я хочу теперь признаться вам: то, что я говорил раньше, было ошибочно. Де Сад ввел меня в заблуждение. Или я не понял его как следует. Я не ощущал себя богом, когда пытал вас. Меня тошнило, я чувствовал вину, меня жег стыд. Я вел себя, как злой ребенок. Это, наверное, смешно и бессмысленно, но я хочу извиниться. Вы можете меня простить?

Позже Бонд тек и не мог вспомнить, что он хотел ответить, вспомнил лишь, что в последний момент заставил себя промолчать. Бушующая тишина не прекращалась.

– Будьте прокляты. Бонд! – мелькнула брошенная наугад мина, в расселине раздался глухой, почти потусторонний взрыв, а за ним наступила еще более оглушительная тишина.

Держась за стену, Сун встал на колени. Необыкновенные глаза еще были открыты. Они неподвижно смотрели на нож, который Бонд по-прежнему сжимал в руке, в них стояла мольба.

Бонд опустился на колени, приставил острие ножа к груди Суна напротив сердца и надавил. Но даже тогда, в этот последний миг своей сверхживучести, окровавленные губы шевельнулись и прошептали едва слышно:

– Прощай, Джеймс.

Все было кончено. Сун превратился в огромного размера мертвую куклу.

Бонд вспомнил свой недавний сон. Однако на сей раз он сам был тем бесформенным существом, от которого убегал прежде, и при этом не знал, кого он преследует, превращая все по пути в облачки пламени. Где-то рядом был Лицас, и по его лицу текли слезы. Рядом была и Ариадна. Потом не было ничего.

XXI. Человек из Москвы

– С утра мне пришлось изрядно потрудиться, улаживая конфликты с местными властями, – капризно сказал сэр Рэналд Райдаут. – Как всегда – апологеты протокола и собственного достоинства. Масса разговоров о чести Греции и афинского полицейского управления. Мне, кстати, отчасти понятна их озабоченность. Перестрелка на улице. Четыре покойника, два из них иностранцы, один из которых имеет дипломатический статус. Никаких улик, однако комиссар полиции, с которым я разговаривал, имеет свой взгляд на вещи. О, благодарю.

Сэр Рэналд принял бокал томатного сока от облаченного в белоснежный смокинг официанта, не пробуя, поставил его на столик с мраморной крышкой и, как ни в чем не бывало, продолжал.

– Затем, эти субботние ужасы. Полдюжины трупов, двое пропавших немецких туристов, какие-то загадочные взрывы, еще Бог знает что, и кого же они берут в качестве свидетелей и – или – подозреваемых? Полоумную албанку, которая вряд ли может или будет говорить, и какого-то обожженного грека-головореза, который твердит, что ничего не знает, кроме одного – какой-то Джеймс Бонд убил его друга, хотел убить его и взорвал его лодку. Должен заметить. Бонд, – это, разумеется, между нами – я никак не могу понять, почему вы сами не уладили все, избавившись и от этого типа за компанию – в тот момент это было бы просто, не так ли? В конце концов, судя по вашему рапорту, вы уничтожили в то утро трех агентов противника. Уверен, одним больше...