Полковник Кварич - [79]

Глава XXIX Несчастный случай с Эдвардом Косси

Даже в лучшие времена это не слишком веселый мир, хотя мы, без сомнения, вынуждены делать вид, что человечество в целом столь же счастливо, как это может показаться, например, из рождественского выпуска иллюстрированной газеты. Мы легко можем себе представить, как вдумчивый житель этой страны в 7500 году или около того извлекает из разрушающихся остатков огнеупорного сейфа рождественский номер «Illustrated London News» или «Graphic». Вероятно, архаичные письмена будут ему непонятны, но он наверняка посмотрит на картинки с таким же интересом, с каким мы смотрим на рисунки бушменов или примитивные глиняные фигурки из Перу, и хотя его тонкая художественная душа семьдесят шестого века наверняка восстанет против грубости цветовой гаммы, он наверняка подумает так:

«О, счастливая раса первобытных людей, как же я, дитя просвещения и цивилизации, завидую вашим давно забытым дням! В этих грубых рисунках, которые сами по себе показывают необычайную способность к наслаждению, свойственную ранним народам, которые от лицезрения их получали удовольствие, мы можем проследить вашу радостную жизнь от колыбели до могилы. Вот здесь вы – как тот младенец, при появлении которого все приходят в восторг, даже те из вас, чье наследство по этой причине существенно уменьшится. А вот веселый юноша, обожающий школу, которую молодежь нашего века находит столь утомительной.

Затем, повзрослев, вы стоите у алтаря прекрасной утраченной веры, веры, обещавшей надежду и мир по ту сторону смерти, и рядом с вами стоит, чуть зардевшись, ваша невеста. Ни жестокая судьба, ни денежные соображения, ни мирские соблазны не вырвут вас из ее объятий, как то ежедневно случается в наши дни. С ней вы проводите свои мирные дни, и вот, наконец, мы видим вас старыми, но окруженными любовью и нежной заботой. Вы почти с нетерпением ждете могилы, которая, как вы верили, будет лишь вратами жизни вечной. О, счастливая раса простодушных людей! Красноречивый комментарий в адрес нашего грубого, алчного, падкого на удовольствия века, вот что такое этот грубый свиток первобытного и инфантильного искусства!».

Так скажет какой-нибудь будущий laudator temporis acti[11] в каком-нибудь далеком веке, когда наши скорби исчезнут и их больше не будет.

И все же, хотя мы не оставляем свидетельств о них в наших рождественских выпусках, невзгоды были и будут всегда, ибо сколь счастливой ни покажется нам жизнь многих людей, мир, в котором мы вынуждены жить, вовсе не весел. Во всяком случае, так думал Гарольд Кварич в тот вечер прощальной сцены с Идой на кладбище, и так он продолжал думать в течение некоторого времени. Жизнь человека – это всегда в той или иной мере борьба; он пловец в бурном море, и чтобы выжить, ему приходится беспрестанно работать конечностями.

Если же он становится малодушным или устает и больше не прикладывает усилий, то какое-то время он остается на плаву, но затем, в конце концов, морально или физически, исчезает. Мы в борьбе добываем средства к существованию и всё, что делает жизнь достойной в материальном смысле, и ничуть не менее мы призваны бороться с армией духовных напастей и страхов, которые мы то побеждаем, то сдаемся им на милость. Каждый утонченный мужчина и многие женщины смогут вспомнить периоды своего существования, когда жизнь казалась не только бесполезной, но и ненавистной, когда наши маленькие успехи, если таковые имелись, исчезали в бездне наших многочисленных неудач, когда наши надежды и стремления угасали, растворялись, как маленькое облачко на закате, и мы были окружены черной и одинокой духовной ночью, из которой пропала даже звезда веры. Такое время наступило для Гарольда Кварича.

Его дни и без того не были счастливыми днями, но он, как человек порядочный и серьезный, обладал той трогательной верой в Провидение, которая дана некоторым из нас и которая несет с собой награду душевного спокойствия. А затем из сумрака его смирения, подобно Ангелу Рассвета, возникла надежда на счастье, и жизнь внезапно озарилась светом любви и стала в его глазах прекрасна. Но теперь эта надежда угасла: женщина, которую он глубоко любил, и которая ответно любила его, отдалилась от него, оставив его опустошенным, но ушла от него не в могилу, а в объятия другого мужчины.

Удел человечества – сталкиваться со многими бедами и несчастьями: болезнями, бедностью, смертью, но сомнительно, что у зла есть в руках другая стрела, столь же острая, как та, которая пронзила его сейчас. Да, он был уже не молод, и поэтому не испытывал такой сильной агонии разочарованной страсти, этого тяжкого чувства невосполнимой утраты, какое в подобных обстоятельствах иногда охватывает молодых. Но если в молодости мы чувствуем более остро и наделены большей силой воображения, у нас есть, по крайней мере, больше сил, чтобы выстоять, и надежда не умирает окончательно. Ибо мы знаем: время залечит наши душевные раны, или, даже если мы этого не знаем, так оно происходит само. Более того, иногда наступает момент, когда мы оглядываемся назад на наше горе и того, кто был его причиной, с удивлением, а порой даже с презрением и горькой усмешкой. Увы, когда удар настигает нас в более поздние годы, все происходит не так. Возможно, поначалу нам даже не так больно, как если бы на нас обрушилась дубина судьбы, а не ее острый меч. Увы, эффект от такого удара более продолжителен, и до конца наших дней мы пребываем в холодном оцепенении, ибо у времени нет бальзама, способного исцелить нас.