Полковник Кварич - [40]

Затем, вздохнув, он взял письмо сквайра и пробежал его глазами. Письмо было довольно пространным, но суть его сводилась к тому, что сквайр согласен с предложенными мистером Эдвардом Косси условиями и просит его подготовить необходимые документы для представления своим адвокатам. Мистер Квест довольно рассеянно прочитал письмо и с горькой усмешкой бросил на стол.

– Какое странное место этот мир, – сказал он себе. – В нем все имеет свою смехотворную сторону. Вот Косси готов ссудить деньги, чтобы овладеть Идой де ла Молль, на которой он хочет жениться, если сможет, и которая, вероятно, разыгрывает свои собственные карты. Вот Белль, безумно влюбленная в Косси, который разобьет ей сердце. Вот я люблю Белль, которая ненавидит меня, и я подыгрываю каждому, чтобы выиграть самому и стать уважаемым членом общества, которое я превосхожу. Вот сквайр, барахтающийся, как морж в пруду, воображает, будто все ведется исключительно ради его блага, и что весь мир вращается вокруг замка Хонэм. И там, в конце цепочки – эта гарпия, Эдит Джонс, она же д’Обинь, по прозвищу Тигрица, грызет мои внутренности и держит мое благополучие в своих руках.

Ба! Это странный мир, полный комбинаций, но хуже всего то, что как бы мы не силились найти им решение, это не зависит от нас, нет, не от нас.

Глава XV Счастливые дни

Это довольно жестокий и суетный мир, но благодаря той милосердной судьбе, которая время от времени заступается за нас, у большинства из нас случаются времена и периоды существования, которые, даже если они не вполне соответствуют всем условиям идеального счастья, все же довольно близки его определению, чтобы через несколько дней наше воображение сделало свое дело. Я говорю «большинству из нас», но при этом имею в виду главным образом те классы, которые принято называть «высшими», и под которыми понимают тех, у кого достаточно хлеба, чтобы положить себе в рот, и одежды, чтобы согреться; а также тех, кто не являются жертвами беспощадных и отвратительных недугов, кто не испытывают ежедневной агонии при виде своего голодающего потомства. Кто не обречен биться о решетку сумасшедшего дома или видеть, как их сердечные возлюбленные и их самая заветная надежда увядают, с каждым днем неумолимо приближаясь к той холодной бездне, откуда не бывает никаких вестей.

Для таких несчастных и для их многомиллионных собратьев на земном шаре – жертв войн, голода, работорговли, угнетения, ростовщичества, перенаселения и проклятия борьбы за место под солнцем, лучи света наверняка крайне редки и случаются лишь затем, чтобы спасти их от полной безысходности. И даже для избранных счастливчиков, живущих в тепле и сытости, которые в значительной степени обязаны своим возвышенным положением удаче, либо природной силе и уму, этот свет счастья, как и блеск звезд, то вспыхивает, то гаснет, и постоянно теряется в облаках.

Только законченный эгоист или невежда может быть счастлив счастьем дикарей или детей, сколь процветающими бы ни были его дела, ибо для остальных, для тех, кто мыслит, для тех, у кого есть сердце, чтобы чувствовать, и воображение, чтобы осознавать, и искупительное человеческое сострадание, одного только веса страданий этого мира, давящих на них, подобно атмосфере, одних только отголосков стонов умирающих и криков несчастных детей достаточно, и даже более чем достаточно, чтобы притупить и даже разрушить обещание радости. Но даже у этих тонко чувствующих, ранимых натур случаются редкие периоды почти полного счастья – короткое лето в бурном климате наших лет, окаймленные зеленью колодцы с водой в нашей пустыне, чистое северное сияние, пронзающее наш мрак.

И да не покажется странным, но эти полосы счастливых дней, когда старые вопросы перестают его терзать и человек может довериться Провидению и без единой поясняющей мысли благословить день, когда он появился на свет, очень часто связаны со страстью, известной как любовь, этот таинственный символ нашей двойной природы, это странное древо жизни, которое корнями берет силу из куч человеческого праха, но вырастает высоко над нами и распускается цветами пред ликом небес.

Почему это так и что это значит, возможно, нам никогда не суждено узнать. Но это само по себе наводит на мысль, что, поскольку величайший ужас нашего бытия заключается в полном одиночестве, невыразимой сути и неизменной самодостаточности каждого живого существа, то наибольшие надежды и сильнейшее естественное стремление наших сердец направлены в сторону страсти, чье пламя способно пусть на короткое время растопить барьеры нашей индивидуальности и дать душе что-то от той силы, ради которой она жаждет потерять чувство одиночества в общении с себе подобными. Ибо одиноки мы от младенчества и до смерти… мы, кто с годами, по большей части, не становимся ближе друг к другу, а скорее наоборот, расходимся все дальше и дальше. Куда исчезают теплые чувства между родителем и ребенком, и где близкая прежняя любовь брата к брату?

Невидимые судьбы постоянно заворачивают нас в саван нашего одиночества, и никому не дано знать наше сердце, кроме его Творца. Мы рассыпаны по миру, как звезды по небу, и хотя, следуя заданным нам орбитам, мы постоянно минуем друг друга, озаряя светом, все же мы – все те же одинокие огни, послушно вращающиеся согласно законам, не подвластным нашему пониманию, в пространствах, которые невозможно измерить. Только, как сказал поэт словами истины и красоты: