Полковник Горин - [29]

После завтрака взяла книгу и ушла на реку. Но ни читать, ни плавать, ни разговаривать с кем-либо не хотелось. И она побрела вниз по течению. Остановилась лишь у молодой ели, еще совсем недавно красовавшейся на высоком речном берегу. Но берег обвалился, и дерево обреченно склонило свою малахитовую вершину в прибрежный омут. Гале было жаль красивой елочки, и каждый раз, когда она выходила на реку, она навещала это место.

Сегодня Галю особенно потянуло к этому высокому тихому берегу, где так хорошо думалось и чувствовалось. Жаль только, что слишком уж спокойно и грустно было у нее на душе. Как после болезни или большой усталости. И девушке все больше стало казаться, что чувства ее к Вадиму не столь уж глубоки, а любовь их — не исключительная. Вадим чаще представлялся таким, каким видела его во время скандала в парке, почти безумным в охватившем его гневе. Лицо его пугало, и Галя никак не могла придумать, с чего лучше начать с ним разговор, когда придет на свидание.

Ее неуверенность в том, должна ли она идти к нему или нет, вызывалась еще и тем, что за год их знакомства Вадим ни разу не сказал ей о своей любви. Да и вообще мало говорил о своих чувствах. В спорах он не раз заявлял: «Многословие — пережиток прошлого: к чему слова, если жестом умному человеку можно сказать больше и лучше, а главное, правдивее». И она согласилась с ним, и сама говорила подругам о том, что слова не всегда обязательны в человеческих отношениях, люди стали интеллектуальнее, и потому слова часто можно заменять скупыми, но выразительными жестами — в них больше поэтичности, чем в самых возвышенных монологах.

В раздумьях и сомнениях прошла неделя. Не раз Галя решала завтра же пойти к Вадиму. Но наступало завтра, и она снова шла к елочке. Лишь за день до окончания ареста Вадима она почувствовала, что ее потянуло к нему. Она побежала домой, чтобы позвонить отцу и попросить его устроить встречу с Вадимом. Когда же сняла трубку — усомнилась, поймет ли Вадим, почему она сама решила прийти к нему, не усмехнется ли, увидев ее? Не скажет ли: любимым условий не ставят, любят такими, какие есть? Если произойдет все так — их встреча может кончиться ссорой, и ее слова отцу о том, что их любовь настоящая, окажутся пустым бахвальством.

В последний день ареста Вадима Галя направилась в штаб на свидание с ним. Сумрачный вид комнаты, где Светланову сказали подождать, задержал ее на пороге, и она не сразу увидела его. С книгой в руках он сидел у окна. Выглядел совсем не таким, каким представлялся ей. Похудевшие щеки отливали изжелта белым глянцем; тонкие губы сжались в сдержанной улыбке, отчего лицо стало мягче, в нем исчезла та испугавшая ее исступленность, с которой в саду он бросился на парня. Вадим был собран, читал книгу сосредоточенно, с карандашом в руке, и не услышал, как она открыла дверь. Галя обрадовалась этой перемене, вся подалась к нему, и с ее губ само собой сорвалось его имя. Она прошептала его, но ей показалось, что она крикнула, потому что он вскочил, сделал навстречу несколько шагов и вдруг растерянно остановился. Так они стояли с минуту или две, пока он, устыдившись своего порыва и того, что она увидела его иным, почти смирившимся — всего через несколько суток ареста! — опустил, будто от усталости, правое плечо и коротким взмахом руки пригласил сесть. В этом жесте было что-то вызывающее и неприятное. Галя прошла к стулу, села и подняла глаза на Вадима.

— Ты не ожидал моего прихода?

Вадим смутился под ее взглядом: он не мог сознаться, что и ждал ее и не верил, что она придет.

— Сегодня нет, — ответил он холодно, чтобы скрыть встревоженные ее приходом чувства и тем предотвратить возможную сентиментальную сцену, которая никак бы не вязалась с его запутанными раздумьями.

— А я вот пришла…

— Наперекор мнению папы и мамы? — усмехнулся Вадим.

— По их совету.

Глаза Вадима удивленно округлились и тут же сузились от недоброй усмешки.

— Чем же вызвано их столь трогательное внимание ко мне?

— Всего лишь желанием удержать тебя еще от одной глупости!

Голос девушки дрогнул от обиды, и Вадим, довольно скептически думавший о «добром» отношении к себе комдива и его жены, именно потому поверил, что они, может быть, как и полковник Знобин, по-человечески заинтересованы в его судьбе. Однако переломить себя сразу не смог.

— Твой папа мог это сделать лично и не приближаясь к опасной грани. Твой приход сюда люди могут расценить некрасиво, и на его безупречный мундир падет темное пятно.

— Я верила, надеялась, что в тебе достанет ума понять более сложные причины человеческих поступков. Кажется, я ошиблась…

Ответ прозвучал пощечиной. Вадим понял, что заслужил ее, и хотя в нем все еще не прошло желание противоречить, он все же не дал сорваться с языка грубому ответу.

Молчали долго, не зная, как возобновить разговор, чтобы сказать то многое, что скопилось у них за долгие дни разлуки.

— Вадим, — спросила наконец Галя, — что ты делал, о чем думал? Там…

Услышав тихий примирительный голос Гали, Вадим стыдливо отвернулся к окну и невесело ответил:

— О многом. Хотя полковник Знобин и нарисовал довольно сносную картину моего будущего, мне оно представляется мрачным.