Полковая наша семья - [49]

Однажды зимой на обычных занятиях по тактике командир роты отчитывал взводного - молодого лейтенанта, три месяца назад закончившего училище:

- Из-за вашей самодеятельности всем краснеть приходится!

А между тем офицер проявил инициативу из лучших побуждений, но его подвела неопытность. И не стоит из-за этого командиру роты краснеть, а тем более отбивать охоту у подчиненного к "самодеятельности". Чего мы в таких случаях боимся? Ошибок? Но ведь ошибка обучающихся - это отличное "наглядное пособие" для командира, это лучший побудитель обучаемых к самоанализу, это те нелегкие ступени, которые при разумной педагогической поддержке ведут человека к зрелости, открывают перед ним нелегкие и заманчивые горизонты самосовершенствования.

Повторяю, тогда, на войне, я, старший лейтенант, так не размышлял. Но зато теперь я понимаю, что люди, которым была вверена моя судьба, даже на фронте об этом не забывали. Не помню, чтобы Николай Терентьевич Волков или Иван Федорович Архипов хоть как-то внешне проявили обидную снисходительность к моему возрасту. Нет, меня хвалили и ругали (а последнее случалось гораздо чаще) как командира роты, в руках которого судьбы десятков людей, от воли и разума которого зависел исход каждого боя. Мне могли что-то растолковывать, объяснять, но скидок на возраст не было, ответственность я нес наравне со всеми. Да, брошенный в самое пекло, я мог погибнуть. Но это была не жестокость, а жестокая необходимость. Ко мне судьба оказалась благосклонной, а многие мои сверстники полегли на поле боя. И мы перед их светлой памятью склоняем головы. Понимаем, что в такой войне, в такой борьбе за свободу Родины жертвы неизбежны. Иное дело, что с такими утратами примириться мы никогда не сможем.

Даже в ту пору, когда война вырывала товарищей из наших рядов едва ли не каждый день, мы не могли привыкнуть к смерти того, кто с тобой делил солдатские тяготы, шел в одной атакующей цепи на врага. Ведь мы дети одной огромной советской семьи. И гибель в бою хотя бы одного человека воспринималась как наша общая боль. И тогда, на тех безымянных прибалтийских высотках, мы с парторгом Бижумановым еще раз с особой остротой испытали это щемящее, горькое чувство. Когда мы собрались написать родителям погибших солдат письма, то выяснилось, у всех отцы воевали на разных фронтах, а матери еще находились в эвакуации - в Ташкенте, Новосибирске или Куйбышеве...

Четырех раненых еще вечером отправили в госпиталь. Одному из них пуля попала в живот. Пока его доставляли в медсанбат, он потерял сознание, так и не пришел в себя... Осколок гранаты слегка зацепил гвардии младшего лейтенанта Н. Яцуру, но офицер, перевязав руку у предплечья, остался в роте.

Необъяснимым образом разговор перешел на другую тему: о личном примере, боевой инициативе, маневре в бою. Здесь "зачинщиком", по-моему, оказался гвардии сержант Туз, который вдруг бросил реплику о том, что, дескать, солдату нечего думать за командира, стремиться быть "тактиком".

- Выполняй команды, приказы, и больше шансов будет живым остаться, да еще и героем будешь, - как мне показалось, с умыслом заводил он остальных. - Надо четко выполнять приказы, а не мнить себя полководцем.

- Э нет! Еще Суворов говаривал, что каждый солдат должен знать свой маневр. А сержант тем более, - пришивая у коптилки подворотничок, не согласился с ним гвардии старший сержант Алешин. - Может, из-за таких убеждений ваш взвод и потерял людей?

- Ну это ты брось! - не на шутку рассердился Туз. - Наш взвод атаковал первым. Нам больше других и досталось.

- Не скажи, - возразил Алешин. - Вот Бижуманов тоже в числе первых атаковал. А у них нет ни одного погибшего, потому что каждый ясно понимал свою задачу, свой маневр. Да и все бойцы его отделения, особенно Трунов и Жданов, знали, как, во имя чего и что им делать.

- Да я не против инициативы, - уступил Туз. - Парторг действительно "сработал" что надо. Но ведь на то он и парторг!

Пришлось вмешаться, хотя минуту назад я уже готов был пресечь затянувшийся разговор:

- Значит, если бы Бижуманов не был коммунистом, то не поступил бы так, как в этом бою? - спросил я гвардии сержанта Туза.

Сержант промолчал. Но вмешался неожиданно Бижуманов, который лежал до этого с закрытыми глазами, и все думали, что он спит:

- В бою я как раз меньше всего думал о том, что ношу партийный билет, - приподнялся он на локте. - Мной владело одно желание - взять высоты с меньшими потерями. Если хотите, команду на маневр мне подсказали интуиция, боевой опыт.

- А мне такой приказ, честное слово, братцы, сердце подсказало! вмешался в разговор Трунов. - Сам даже не знаю, как это произошло. Вижу, парторг спрятался за куст и Жданову показывает, чтобы тот не откатывался назад.

И я сообразил, что Бижуманов что-то придумал. Не раздумывая, тоже плюхнулся рядом.

Долго мои товарищи говорили об инициативе солдата, о том, что победа в бою складывается из смелых и умелых действий каждого бойца...

А наутро, когда дивизия начала наступление на подготовленную оборону врага, жизнь преподнесла нам несколько примеров, доказывавших правоту суждений об инициативе, смелости и самостоятельности действий солдат в бою.