Полкороля - [2]

Это был Одем, дядя Ярви. Мокрые от дождя волосы липли к его бледному лицу, и одышливо вздымалась грудь. Широко распахнув глаза, он уставился на Ярви и открыл рот – но не издал ни звука. Тут и без дара сопереживания ясно, что его сгибает гнет тяжкой вести.

– Что такое? – сорванно каркнул Ярви, страх сдавил его горло.

Дядя упал на колени, руками в несвежую солому. Он склонил голову и тихо, хрипло выговорил два слова:

– Мой государь.

Вот так Ярви узнал, что его отца и брата не стало.

Долг

Они вовсе не выглядели мертвенно.

Только очень бледно – на двух холодных каменных возвышениях, в холодном зале, в натянутых по локти саванах, у обоих на груди блистали мечи. Ярви все ждал, что брат вот-вот скривит во сне губы. Что отец распахнет глаза и окинет его знакомым презрительным взглядом. Но нет. Больше ни тот, ни другой так делать не будут.

Смерть раскрыла перед ними Последнюю дверь – из ее притвора не выходят обратно.

– Как это случилось? – с порога заговорила мать. Голос ее, как всегда, не дрогнул.

– Их предали, о королева, – прошептал дядя Одем.

– Я больше не королева.

– Конечно… прости, Лайтлин.

Ярви вытянул руку и мягко дотронулся до отцовского плеча. Холодное. Интересно, когда в последний раз он прикасался к отцу? Хоть раз прикасался? Он почти наизусть запомнил последний их разговор. Несколько месяцев тому назад.

Мужчина сечет косой и рубит секирой, говорил отец. Мужчина налегает на весла и вяжет тугие узлы. А главное – мужчина носит щит. Мужчина держит строй. Мужчина встает бок о бок со своим соплечником. Разве мужчина тот, кто ни на что из этого не способен?

Я не просил себе полруки, сказал тогда Ярви, как обычно стоя на полосе выжженной земли в битве между стыдом и яростью.

А я не просил себе полсына.

А теперь король Атрик был мертв, и его королевский венец, ужатый кузнецами в короткий срок, тяжело давил Ярви на лоб. Куда тяжелее, чем полагалось тонкому золотому ободку.

– Я спрашиваю, как они умерли? – повторила мать.

– Они отправились обсуждать мировую с Гром-гиль-Гормом.

– С проклятыми ванстерцами мириться нельзя, – пробасил Хурик, Избранный Щит матери.

– Мы обязаны свершить месть, – произнесла мать.

Дядя попытался развеять бурю.

– Вначале идут дни скорби. Верховный король запретил объявлять войну, пока…

– Месть! – Ее голос кромсал, как битое стекло. – Скорую, словно молния, жгучую, словно пламя.

Ярви украдкой взглянул на тело брата. Вот кто и скор, и жгуч, вернее – был прежде. Толстошеий, крепко сбитый – у него уже пробивалась темная, как у отца, борода. Непохож на Ярви всем, чем только можно. Брат любил его… скорее всего. Любовью с кулаками, где протянутая рука дружбы обычно предвещала оплеуху. Так любят того, кто обречен вечно пред тобой ползать.

– Месть, – рыкнул Хурик. – Ванстерцы нам заплатят сполна.

– Да провались пропадом эти ванстерцы! – воскликнула мать. – Надо принудить к послушанию наших. Надо показать им, что юный король тверд, как железо. А когда они с радостью покорятся, вот тогда и горюй, пусть хоть Матерь Море разольется от слез.

Дядя тяжело вздохнул.

– Стало быть, месть. Лайтлин, а он-то – готов? Он же не воин…

– Готов – не готов, а сражаться будет! – отрезала мать. Рядом с Ярви люди нисколько не стеснялись его обсуждать – будто он не только искалечен, а и оглох. Его внезапный приход к власти, похоже, никого не вылечил от этой привычки. – Начинайте приготовления к большому набегу.

– Где мы ударим? – спросил Хурик.

– Знай одно – ударим. Оставь нас.

Ярви услышал стук двери и тихие шаги матери по холодным плитам.

– Хватит плакать, – проговорила она. И только сейчас Ярви осознал, что глаза его полны влаги, и вытер их, и ему стало стыдно. Ему вечно было стыдно.

Мать обхватила его за плечи.

– Выпрямись, Ярви.

– Прости, – проронил он, пытаясь на манер брата выпятить грудь. Он вечно просил прощения.

– Теперь ты – король. – Она поправила съехавшую застежку его плаща, попыталась пригладить блекло-соломенные волосы – коротко подрезанные, но все равно непослушные, и прислонила к его щеке прохладную ладонь. – Никогда не проси прощения. Ты перепояшешься мечом отца и поведешь воинов в набег на Ванстерланд.

Ярви сглотнул. Одна мысль идти в набег бросала его в ужас. А самому вести его?

Одем, должно быть, разглядел его страх.

– Я буду вашим соплечником, государь. Мой верный щит всегда рядом. Пока хватит сил – я помогу во всем.

– Спасибо, – прошептал Ярви. Кто бы помог ему уплыть в Скегенхаус, чтобы после испытания на служителя тихо жить в тени, а не гореть на виду у всех от стыда? Но эта мечта уже прах. Сродни скверно замешенной известке рассыпаться в мелкие крошки – удел всех его упований.

– Твой долг – отплатить Гром-гиль-Горму страданием и болью, – произнесла его мать. – А после твоим долгом станет женитьба на двоюродной сестре.

Он лишь вытаращился в стальные серые глаза матери. Слегка снизу вверх – ведь он до сих пор до нее не дорос.

– Что?

Ласковое прикосновение превратилось в мертвую хватку капкана.

– Слушай, Ярви, и запоминай. Ты – король. И пусть ни ты, ни я ничего подобного не хотели, все равно нам от этого никуда не деться. В твоей руке – наше будущее, но рука твоя свисает над пропастью. Тебя не чтут и не уважают. У тебя мало союзников. Ты обязан скрепить нашу семью браком с дочерью Одема, Исриун, так же, как был обязан твой брат. Все уже обговорено. Все согласны.