Полка. О главных книгах русской литературы - [339]
Может быть, Гриша Добросклонов и есть тот счастливец, которого ищут мужики?
Добросклонов не мыслит своего счастья иначе как через преодоление чужого, народного горя. Его связь с народом — кровная: мать Гриши была крестьянкой. Тем не менее, если Добросклонов и воплощает авторскую, некрасовскую концепцию счастья, ставшую плодом размышлений поэта, это не означает, что он завершает поэму: остаётся под вопросом, смогут ли крестьяне понять такое счастье и признать человека, подобного Грише, подлинным счастливцем, особенно в том случае, если его в самом деле ожидают «имя громкое / Народного заступника, / Чахотка и Сибирь» (строки, которые Некрасов вычеркнул из поэмы, возможно по цензурным причинам). Мы помним, что кандидатура бурмистра Ермила Гирина на роль настоящего счастливца отпадает именно тогда, когда выясняется, что «в остроге он сидит».
В финале, когда Гриша Добросклонов сочиняет свой экстатический гимн матушке Руси, Некрасов заявляет: «Быть бы нашим странникам под родною крышею, / Если б знать могли они, что творилось с Гришею». Пожалуй, самоощущение юноши, сочинившего «божественную» песню о Руси, — главное в поэме приближение к счастью; вероятно, оно совпадало и с чувствами подлинного автора гимна — самого Некрасова. Но, несмотря на это, вопрос о народном счастье, счастье в понимании самого народа остаётся в поэме открытым.
Хотел ли Некрасов действительно показать, кому хорошо жить на Руси?
Есть разные версии ответа на этот вопрос — ответа, который так и не дал окончательно Некрасов. Так, Глеб Успенский сообщал, что Некрасов хотел сделать счастливым человеком «пьяного»: «Не найдя на Руси счастливого, странствующие мужики возвращаются к своим семи деревням… Деревни эти „смежны“, и от каждой идёт тропинка к кабаку. Вот у этого-то кабака встречают они спившегося с кругу человека… и с ним за чарочкой узнают, кому жить хорошо»[1391]. Писатель Александр Шкляревский вспоминал, что предполагаемый ответ на центральный вопрос поэмы звучал как «никому»[1392], — в таком случае этот вопрос риторический и на него можно дать лишь неутешительный ответ. Эти свидетельства заслуживают внимания, однако спор о некрасовском замысле не разрешён до сих пор.
С самого начала бросается в глаза странность: если крестьяне действительно могли предполагать, что счастливы представители высших сословий (помещик, чиновник, поп, купец, министр, царь), зачем же они начинают искать счастливого среди своих собратьев? Ведь, как заметил литературовед Борис Бухштаб, «незачем было крестьянам покидать свои Разутовы, Гореловы, Нееловы, чтобы узнать, счастливы ли крестьяне»[1393]. По Бухштабу, существовал первоначальный замысел поэмы, по которому Некрасов хотел показать счастье «высших классов» общества на фоне народного горя. Однако он претерпел изменение, поскольку на первый план выдвинулась другое понимание счастья — от счастья как довольства личного и эгоистического Некрасов переходит к идее невозможности быть счастливым тогда, когда вокруг царит горе и несчастье.
Два плотника, два подручных печника. Литография Игнатия Щедровского из альбома «Вот наши!». 1845 год[1394]
Ямщик, слесарь, работник с табачной фабрики, дворничиха, продавец брусники, белошвейка из порядочного дома. Литография Игнатия Щедровского из альбома «Вот наши!». 1845 год[1395]
Правильно ли сегодня издаётся «Кому на Руси жить хорошо»?
Некрасов не завершил поэму и не объединил её отдельные части и фрагменты; при жизни поэта они не были опубликованы отдельным изданием. Это ставит перед её исследователями и читателями целый ряд проблем, скорее всего неразрешимых. В результате под сомнением наша возможность воспринимать «Кому на Руси жить хорошо» как целостный текст, полноценно понимать авторский замысел, его идею. Дело осложняется тем, что не всегда очевидно, какие поправки Некрасова соответствуют авторской воле, а какие сделаны в угоду цензуре. Характерный пример — следующие строки, вычеркнутые автором в черновике:
В некоторых изданиях эти строки включаются в основной текст поэмы как ставшие жертвой самоцензуры, однако оснований для однозначного вывода об этом нет (как и во многих других случаях). «Цензурная» версия исключения этих знаменитых строк не раз оспаривалась филологами. В результате в последнем академическом собрании сочинений Некрасова[1396] — наиболее авторитетном издании некрасовских текстов — они публикуются в разделе «Другие редакции и варианты».
Ещё один до сих пор не решённый вопрос — в каком порядке нужно печатать завершённые фрагменты. Не вызывает сомнения, что «Кому на Руси жить хорошо» должны открывать «Пролог» и «Часть первая». С тремя последующими фрагментами возможны варианты. С 1880 по 1920 год во всех изданиях фрагменты поэмы печатались в том порядке, в котором их создавал и публиковал (или подготовил к печати) Некрасов: 1. «Часть первая». 2. «Последыш». 3. «Крестьянка». 4. «Пир на весь мир». В 1920-м Корней Чуковский, готовивший первое советское собрание сочинений Некрасова, изменил порядок, основываясь на авторских указаниях в рукописях: Некрасов в примечаниях указывал, куда следует отнести тот или иной фрагмент. Порядок в издании Чуковского такой: 1. «Часть первая». 2. «Последыш». 3. «Пир на весь мир». 4. «Крестьянка». Такой порядок основывается, кроме прочего, на сельскохозяйственном календарном цикле: согласно ему, действие «Крестьянки» должно происходить на два месяца позже «Последыша» и «Пира на весь мир».
