Политика - [29]

Балет давался Моше нелегко. Он решил спуститься обратно в бар.

Однако прежде чем он успел спуститься по узкой влажной лестнице со скользкими стальными планками на краю каждой ступеньки, ему встретилась парочка девушек, таких красивых и юных, прыгавших вверх в трипхоповом ритме, не замечая нашего героя. Моше пришлось ретироваться, взбираясь спиной вперед, так было проще, и протискиваясь мимо туалета. Ему хотелось одиночества, свежего воздуха, да чего угодно, только не того, что было вокруг. Моше пробрался на балкон. Балкон был украшен черными коваными загогулинами и цветочками, пол замощен узкими ромбиками. Две девочки и мальчик, язвительный купидон и его ангельская свита, передавали друг другу косячок.

Моше снова спустился, мимо бара, мимо вышибал в дверях, и завернул в китайский ресторанчик на первом этаже “Клиники”.

2

В этом месте нашего рассказа очень важно недвусмысленно определить сексуальный интерес Анджали. Сексуальность Анджали может внести путаницу. Она поставила себе ультрамодную спираль “Марина” в клинике имени Мэри Слопс. У нее был как минимум один любовник. Обычно это говорит о гетеросексуальной ориентации. Кроме того, у нее была как минимум одна любовница. Обычно это говорит о гомосексуальной ориентации.

Так что Анджали была непостоянна. Она была девочкой равных возможностей. Ее мог заинтересовать кто угодно. Но по большей части она была лесбиянкой.

Ну вот, я это сказал.

3

Пока Моше заказывал китайскую еду, наверху, в “Клинике”, Нана и Анджали танцевали. Поскольку больше танцевать было не с кем, они танцевали вдвоем. Притворяться парой было забавно. Нану это особенно смешило. Нана слегка приобнимала Анджали, и рука ее с удовольствием осязала непривычное. Анджали такая красивая, думала Нана. У нее свой стиль. Она вся — этот самый новый стиль.

Пока Нана раздумывала о стиле, Анджали занимали более практические мысли. Анджали хотелось писать.

— Схоишь со мной в туалет? — прокричала она Нане. — Заодно поищем Моше.

Нана сказала “да”. Но Моше там не было. Все кабинки были заняты, кроме одной. Прагматичная Анджали взяла Нану за руку и завела в кабинку. Она повернулась и, спустив одним движением штаны и трусики, села на унитаз, продемонстрировав безразличной усталой сладострастной Нане темный пучок лобковых волос. Довольная Анджали наклонилась вперед. Нана оперлась плечом на стенку кабинки. От доносящихся из зала басовых вибраций ее кожа пошла мурашками. Она притворилась, что не слышит свистящей струйки Анджали. Как она рассыпается веером и стекает, журча. Она посмотрела на Анджали. Улыбка Анджали стремилась в бесконечность, сквозь разноцветные граффити. Потом Анджали встала, втянув живот, чтобы застегнуть брюки. Она взяла Нану за руку и вывела ее из туалета. Девочка с бесформенно распухшим носом и проколотой правой бровью, сквозь которую было пропущено серебряное колечко, одобрительно подняла другую бровь.

А в это время Моше, несимпатичный и никем не любимый, подносил палочки ко рту и рот к палочкам, поглощая острое чау-мейн из говядины. Он вытряхнул несколько капель темного соевого соуса из бутылки с красным пластмассовым колпачком. Так себе вечер. Перед ним висел китайский морской пейзаж неестественно ярких тонов; волны на пейзаже, казалось, двигались вечно. Он пытался ни о чем не думать. Он прочитал рекламную цитату рядом с меню, издеваясь, без удовольствия — “Мы уверены, что вы получите Такое же наслаждение, какое получили мы, когда выбирали для вас самые Лучшие продукты”. Он не знал, зачем сидит здесь, в китайском ресторане, в час ночи. Он даже не был голоден.

Моше решил вернуться. Вышибалы в дверях смотрели на него с нескрываемым удивлением. Если выходишь, назад уже не впускают. Нужно платить снова. Нужно доплатить, потому что вход после одиннадцати стоит дороже. Страдающий Моше повернул было от дверей, но внезапно представил себе в деталях абсурдные сцены неописуемой близости между его подругами, нежность каждой ласки. И он передумал. Он заплатил немыслимую сумму в пятнадцать фунтов и устремился вверх по лестнице.

Как выяснилось, сцены в его воображении были не так уж абсурдны.

В баре Нана и Анджали разговаривали с девочкой. Я говорю “с девочкой”, потому что имею в виду именно девочку. Ей самое большее семнадцать, подумал Моше. Просто она умудрялась выглядеть на сильно молодящиеся тридцать пять. Девочку звали Верити. Она была одета в порнографически выглядящий комплект из мужской сорочки и перекошенного галстука. Это просто кофточка, объяснила она потрясенному Моше. Кофточка-галстук от Беллы Фрейд. Эдакий trompe l'æil.[5]

Верити была модной девочкой.

Она рассказала Моше, что такая кофточка — просто писк этого сезона. И еще кашарелевская коллекция от Клементс-Рибейро. Они придумали футболки с пришитой к ним дешевой бижутерией, блузки с нитками жемчуга, брюки с пришитым поясом из колечек, и все такое прочее. Оммаж Шанель, сказала она.

— Вроде, ну, как Эльза Скиапарелли, — сказала Нана, и Верити довольно улыбнулась.

Мне нравится Нана. Вы знаете, как она относилась к Эльзе Скиапарелли. Но она просто была вежлива. Ей хотелось быть доброй к этой одинокой девочке.