Политическое воспитание - [37]

Денежные дела были быстро улажены. Нотариус сообщил ему, что, будучи несовершеннолетним, он не может получить в распоряжение имущество покойной, а из-за отсутствия родителей должен собраться семейный совет, что и будет сделано, как только позволят обстоятельства. До тех же пор нотариус позаботится о том, чтобы Шарль ни в чем не нуждался и все расходы по дому были оплачены.

Директор, не покидавший коллежа во время последних боев, заверил Шарля, что за ним будет сохранено место в старшем классе, хотя он и не доучился в последней четверти младшего класса: «чтобы не добавлять ему трудностей». Шарль без труда получил разрешение жить не в коллеже, а у себя дома, и ему даже показалось, что директора это обрадовало.

К счастью, американская часть, занимавшая Ла-Виль-Элу, оставила эти места в середине августа, и Шарль, предупрежденный мэром, решил сразу же туда вернуться. Он убедил Луи и Мари хоть однажды покинуть дом в Сен-Л. и отправиться с ним. Приобретение лошади несколько замедлило дело. Понадобилось вытащить из гаража старый кабриолет, которым много лет не пользовались. Наконец в субботу они погрузились туда все трое и отправились в путь. День был душный, собиралась гроза.

Мухи изводили бедную, не отличавшуюся, увы, особой резвостью лошадь. Шарль думал о Мушотт, на которой раньше Эжен приезжал за ним к подъезду коллежа. Вот это была лошадь! Как она пробегала эту дорогу! Раньше! Однако это была та же дорога. Ничего не изменилось. В полях в разгаре была жатва. Ему все же казалось, что женщин было больше, чем в прошлом году. За изгородями то и дело мелькали их повязанные платками головы: стоя на возах, они навивали солому. На остановках, которые приходилось делать, чтобы дать лошади отдохнуть, Шарль срывал с колючих кустов согретые солнцем, но все равно освежающие ягоды ежевики. Да, это была та же дорога, те же люди, тот же край. Край, откуда ушли оккупанты и который мало-помалу возвращался к мирной жизни. Проезжая поселок Требеден, Шарль посмотрел на памятник Павшим. Павшим во время войны 14 — 18-го годов. Сколько имен высечено на граните! Однажды он их сосчитал: двести тринадцать только в этом маленьком местечке! «Здесь, — говорил его отец,  — люди заплатили больше, чем полагалось!» А теперь, когда кончится эта война, сколько имен высекут на камне? До сих пор их было довольно мало. В их поселке один — сын Жикеля, погибший в первые дни войны, «нелепо», как говорили. Шарль спрашивал себя, будет ли позже здесь написано имя его отца. И имя матери? Напишут ли также имена женщин? И его? Если бы немцы взяли и расстреляли его? Шарль де Ла Виль Элу, 1929 — 1944. А если будет новая война? Шарль де Ла Виль Элу, 1954, 1964.

Война, все время война. «Я родился в 1929-м. Через пятнадцать лет после начала первой. Сейчас 44-й год и мне пятнадцать лет. С 1914 года прошло тридцать лет и мы пережили уже две войны. При таком темпе следующая должна начаться в шестидесятые годы. Мне дано пятнадцать лет на то, чтобы что-то сделать. Но что? Что интересного можно сделать между пятнадцатью и тридцатью годами?»

Если бы аббат Ро был здесь, Шарль мог бы задать этот вопрос ему. Но, как сообщил директор коллежа, аббат ушел «с Сопротивлением». Он хотел служить капелланом.

— Я не могу осуждать его,  — сказал директор тоном, который, напротив, показывал, насколько он осуждал его.

— Счастливый, — вздохнул Шарль.

Тема разговора была явно неприятна директору.

— Я думаю, что вы часто беседовали с ним. Он когда-нибудь говорил с вами о своей деятельности в Сопротивлении?

Заметив молчание Шарля, директор не стал настаивать:

— О! Я не хочу быть нескромным. До тех пор пока нет ничего, что могло бы нарушить дисциплину в коллеже...

И тогда он добавил эту фразу, ошеломившую Шарля:

— Видите ли, в Сопротивлении есть всякое.

— Всякое?

— Ну да! И хорошее, и плохое. Есть настоящие патриоты, которые желают разгрома немцев, победы Франции, освобождения страны. Но рядом с ними — сборище людей, стремящихся совсем к другому, они хотят беспорядка, чтобы захватить власть, они хотят революции, чтобы установить свой порядок. Эти люди идут рука об руку с коммунистами. Они или позволяют им управлять собой, или являются их сообщниками. Коммунисты притворяются патриотами, а на самом деле служат партии. А кто стоит за их партией? Советы, Москва. Они хотят, чтобы сюда пришли русские... И если бы не было американцев, то русские дошли бы сюда. Посмотрите, что делается в этом городе. Здесь они уже взяли власть. Супрефект, представитель генерала де Голля, пропал, им плевать на это. Они создали свой комитет Освобождения, он управляет. Реквизиции, обыски, аресты и даже суды! Невероятно! И нет никого, кто оказал бы им сопротивление. Все терроризированы. Как при Терроре. Терроризированы, как при Терроре!

Довольный собственным каламбуром, директор улыбнулся. И в полном восторге добавил:

— Пока их не затерроризировали до смерти.

Это было ново для Шарля. Конечно, ему было известно о существовании коммунистов, и отчасти он знал, что они были не такими, как другие. Но были ли они так многочисленны? Заводские рабочие были коммунистами. Но здесь нет заводов. В Сен-Л. нет промышленности. Единственный дым, видный на десять лье вокруг, — дым паровозов. А в Ла-Виль-Элу был только один коммунист, по крайней мере если верить его отцу, кузнец, «славный малый, впрочем». Бог знает, почему этот Мари Анж Ратель, а такое имя предполагает другое призвание, вдруг «пошел к красным»! Тем не менее он поддерживал наилучшие отношения с отцом Шарля, ценившим его работу, и почтительно величал его «господином графом». Он также очень хорошо разбирался в грибах и заслужил исключительную привилегию собирать их в лесах замка, с условием, однако, показывать свой сбор, чтобы могли убедиться, что там нет ядовитых, и платить свою десятину натурой. Однажды аббат Ро сказал Шарлю об адресате послания: «Он — коммунист, и даже убежденный, но это ничего не значит. Сейчас он с нами, и до тех пор, пока боши здесь, он будет с нами». «А потом?» — спросил Шарль. «Потом? — Аббат на мгновение задумался, прежде чем ответить. — Я думаю, что это будет зависеть от нас!»