Политический кризис в России: модели выхода - [2]
Колоницкий Б. И. — доктор исторических наук, первый проректор Европейского университета в Санкт-Петербурге, профессор ЕУСПб, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН. Автор раздела: «Российская (1917 г.) модель». E-mail: [email protected]
Травин Д. Я. — кандидат экономических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, научный руководитель Центра исследований модернизации ЕУСПб. Автор разделов: Введение, «Польская модель», «Советская модель», «Германская модель». E-mail: [email protected]
Польская модель
После Второй мировой войны СССР навязал Польше коммунистический режим, что обусловило длительное противостояние власти и общества. Долгое время перевес был явно на стороне власти, однако в определенный момент возникла ситуация, во многом напоминающая то, что происходит сегодня в России.
Почему неудобно сидеть на штыках
В самом начале 1980-х гг. по всей Польше развернулось массовое про-тестное движение. Надо сказать, что организовано оно было значительно лучше, чем современное протестное движение в России. Поляки сформировали мощный профсоюз «Солидарность», пользовавшийся поддержкой церкви и интеллигенции. Фактически он превратился из организации, отстаивающей экономические права рабочих, в серьезную общественно-политическую структуру. Вокруг «Солидарности» группировались люди как с правыми, так и с левыми взглядами, однако в своем противостоянии коммунистическому руководству страны они были значительно более сплоченными, нежели наши нынешние оппозиционные лидеры.
По сути, действия «Солидарности» представляли собой непрекращаю-щийся «марш миллионов». И тем не менее подавить оппозицию оказалось нетрудно. 13 декабря 1981 г. премьер-министр и министр обороны Польши генерал Войцех Ярузельский ввел военное положение, «Солидарность» запретил, а ее активистов отправил в места, не столь отдаленные, как Магадан, однако крайне неудобные для политического руководства оппозицией.
Если кто-то думает, будто сильная власть не может подавить многомиллионное оппозиционное движение, — он глубоко заблуждается. Польский пример показывает: может запросто. Другое дело, что это не решает сути проблем. Наоборот, усугубляет, поскольку власть, кардинальным образом разошедшаяся с обществом, оказывается неспособна к конструктивным действиям. Особенно в экономике — важнейшей сфере, от которой в долгосрочной перспективе зависит, станут ли поддерживать власть ее самые преданные сторонники.
Беда военного режима состояла в том, что польская экономика лежала в руинах. Во-первых, потому, что социалистическая хозяйственная система в принципе была неэффективной и порождала дефициты самых разных товаров. Во-вторых, потому, что забастовочное движение парализовало даже ту экономику, которая раньше худо-бедно работала.
Ярузельский, бесспорно, не был тупым охранителем. Он пытался осуществлять экономические преобразования по принципу «сначала успокоение, потом реформы». Но генерал постепенно столкнулся с двумя серьезными проблемами.
Во-первых, общество не хотело принимать от непопулярной власти непопулярные меры. А без них экономику было не поднять. Многие это осознавали, но не стремились затягивать пояса ради укрепления режима Яру-зельского. Другие же вообще не понимали необходимости болезненных реформ, полагая, будто все трудности связаны с тем, что Польшей правит антинародная власть.
Во-вторых, коммунистические экономисты готовы были пойти лишь на половинчатые преобразования, уже продемонстрировавшие свою ограниченность в Венгрии и Югославии. Надо было осуществлять полную рыночную трансформацию, но к столь радикальным решениям власть оказалась не готова. То ли по причине некомпетентности, то ли из-за боязни грозного советского окрика, то ли в связи с собственной идеологической зашоренно-стью.
И вот получалось, что в ответ, скажем, на повышение цен вновь разворачивалось забастовочное движение, требовавшее денежных компенсаций. А как только власть бралась за денежную накачку, так сразу теряли смысл всякие половинчатые реформаторские действия, поскольку прилавки пустели и экономические стимулы переставали работать.
Постепенно и власти, и оппозиции, и широким слоям общества стало ясно, что это убогое экономическое существование не реформируемо без преобразований политических. А когда Горбачев дал волю «младшим братьям» Советского Союза, Ярузельский потерял какое бы то ни было моральное обоснование для сохранения своего режима. Наверное, он мог бы сидеть на штыках еще некоторое время, но делать это было крайне неудобно. А кроме того, становилось очевидно, что подобная политика не дает никаких перспектив низам и нужна верхам лишь для сохранения собственной власти.
Похожа ли ситуация в современной России на Польшу 1980-х?
С одной стороны, наша экономика позволяет наполнять прилавки и даже реально повышать благосостояние части общества. В этом смысле не стоит ожидать, что Путин будет испытывать такие же неудобства со своими «штыками», какие были у Ярузельского. Общественная поддержка Путина при всех пресловутых фальсификациях значительно выше, чем та поддержка, что была у Ярузельского.
В этой книге Дмитрий Травин – научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге – рассказывает о важнейших научных теориях, объясняющих причины формирования современного общества. На страницах путеводителя по исторической социологии речь идет о том, почему одни страны богатые, а другие – бедные, почему в одних случаях развитие оборачивается разрушительной революцией, а в других – нет, почему демократия приходит на смену авторитарным политическим режимам, и о многих других вопросах, интересующих сегодня в России широкие круги интеллектуалов.
Книга «Революция 1917 года» основана на курсе просветительского проекта Arzamas Academy. Курс состоит из цикла лекций Бориса Колоницкого, ведущего мирового специалиста по истории русской революции, и сопроводительных материалов, которые позволяют увидеть описываемые в лекциях события с разных ракурсов.
В своем новаторском исследовании автор показывает, что культ вождя народа, известный нам по фигурам Ленина и Сталина, зародился не в советское время, а весной и летом 1917 года. «Первая любовь революции» Александр Керенский стал первым носителем и отчасти изобретателем этого культа. Традиция монархической культуры не исчезла бесследно. Обогатившись традицией почитания партийных вождей, она возродилась в новом образе уникального вождя революционной армии и революционного народа, который оказался востребован разными слоями общества.
Хотя Первая мировая война стала для России историческим водоразделом, в историографии, да и в общественном сознании она ассоциируется в основном с событиями на Западном фронте. Этому способствовало, в частности, разделение российской истории начала XX века на дореволюционный и советский периоды. Цель данного сборника — включить в общеевропейский контекст механизмы усвоения, истолкования и переработки российского опыта Первой мировой войны и последовавших за ней событий. Их осмысление важно для ответа на вопрос, можно ли считать революцию 1917 года и Гражданскую войну вехами «особого пути» России или же они были следствием той кризисной ситуации, с которой столкнулись и другие воевавшие государства.
Верноподданным российского императора следовало не только почитать своего государя, но и любить его. Император и члены его семьи должны были своими действиями пробуждать народную любовь. Этому служили тщательно продуманные ритуалы царских поездок и церемоний награждения, официальные речи и неформальные встречи, широко распространявшиеся портреты и патриотические стихи. В годы Первой мировой войны пробуждение народной любви стало важнейшим элементом монархически-патриотической мобилизации российского общества.
В книге исследуется не только вопрос, просуществует ли путинская система еще несколько десятилетий. Чтобы дать на него ответ, автор - профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге - разбирается в том, как Путин смог установить свой политический режим, является ли авторитаризм судьбой России, почему народ безмолвствует, какова роль «ресурсного проклятия» и к чему приведут нас те «правила игры», которые утвердились в последние годы.
В книге Тимоти Снайдера «Кровавые земли. Европа между Гитлером и Сталиным» Сталин приравнивается к Гитлеру. А партизаны — в том числе и бойцы-евреи — представлены как те, кто лишь провоцировал немецкие преступления.
Предлагаемая вниманию читателя работа известного британского историка Джонатана И. Израеля «История Голландии» посвящена 300-летнему периоду в истории Северных Нидерландов от Бургундского периода до эпохи Наполеона I (1477-1806 гг.). Хронологические рамки первого тома данного исследования ограничиваются серединой XVII века, ознаменованного концом Раннего Золотого века в истории Республики Соединённых провинций. Работа представляет собой комплексное исследование, в котором, на основе широкого круга источников и литературы, рассматриваются все значимые стороны жизни в Северных Нидерландах той эпохи.
Настоящая книга – одна из детально разработанных монографии по истории Абхазии с древнейших времен до 1879 года. В ней впервые систематически и подробно излагаются все сведения по истории Абхазии в указанный временной отрезок. Особая значимость книги обусловлена тем, что автор при описании какого-то события или факта максимально привлекает все сведения, которые сохранили по этому событию или факту письменные первоисточники.
Более двадцати лет Россия словно находится в порочном замкнутом круге. Она вздрагивает, иногда даже напрягает силы, но не может из него вырваться, словно какие-то сверхъестественные силы удерживают ее в непривычном для неё униженном состоянии. Когда же мы встанем наконец с колен – во весь рост, с гордо поднятой головой? Когда вернем себе величие и мощь, а с ними и уважение всего мира, каким неизменно пользовался могучий Советский Союз? Когда наступит просветление и спасение нашего народа? На эти вопросы отвечает автор Владимир Степанович Новосельцев – профессор кафедры политологии РГТЭУ, Чрезвычайный и Полномочный Посол в отставке.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.