Политическая теория феминизма. Введение - [40]

Для Кристабель Пэнкхерст отсутствие у женщин политических и экономических прав не было просто проявлением женского подчинения, но было взаимосвязано с тем, что она все больше считала центральным аспектом угнетения, — с сексуальной эксплуатацией со стороны мужчин. Она утверждала, что если женщина не в состоянии продавать свой труд и зарабатывать на жизнь, то она вынуждена продавать свое тело (временно как проститутка или постоянно как жена), и что мужчины используют лишение женщин права голоса в первую очередь как средство скрыть свои сексуальные пороки. Как можно было видеть в предыдущей главе, боязнь мужской сексуальности была одной из основных тем в феминизме XIX в. и в Британии, и в Америке. Эта тревога нашла наиболее явное выражение в брошюре Пэнкхерст «The Great Scourge and How to End It» («Великое бедствие и как с ним покончить»; впервые опубликована в 1913 г.). В ней она заявляла, что 75-80% мужчин были заражены гонореей, множество других — сифилисом, что брак, следовательно, являлся «отвратительной опасностью для женщин»; венерические заболевания распространились настолько, что нависла угроза «самоубийства расы» (Marcus, 1987, р. 210ff). Мужчины могут быть так же непорочны, утверждала она, как и женщины, но они не станут стремиться к этому добровольно; значит, лекарством является «право голоса для женщин и целомудрие для мужчин», так как первое даст женщинам силу для осуществления второго. Многие последующие комментаторы отвергли такие высказывания как нелогичную и истерическую выходку фригидной мегеры-мужененавистницы и делали акцент на преувеличенной статистике Пэнкхерст, а не на доводах, стоящих за цифрами. Проблема, которая так занимала ее, была, однако, весьма реальной, пусть и менее острой, чем она предполагала, и некоторые современные радикальные феминистки приветствовали ее брошюру как важный шаг вперед в феминистской теории. В частности, утверждалось, что, рассматривая сексуальность как арену борьбы, где подчинение может не только проявляться, но и проблематизироваться, Пэнкхерст расширила наше восприятие политик пола вплоть до частной и личной сфер жизни, так что книга «The Great Scourge» представляет собой «вызов организованной в интересах мужчин сексуальности и убедительный анализ связи между мужским контролем сексуальности и подчинением женщин вообще» (Sarah, 1983, р. 260; см. также Jeffries, 1982, и Kent, 1990).

В действительности теория Пэнкхерст была менее оригинальной, чем предполагают подобные комментарии. Последствия мужского сексуального поведения уже были предметом обсуждения феминисток XIX в., которые тоже видели решение проблемы в целомудрии обоих полов, оно также широко обсуждалось в популярных романах того времени (Bland, 1987). Тем не менее это значит, что кампания за право голоса могла иметь гораздо более широкий подтекст, чем подразумевает ярлык «либеральная феминистка». Для некоторых это требование было более радикальным, и они не считали подчинение женщин только результатом отсутствия у них политических прав. Анализ Пэнкхерст, однако, остается явно неполным для тех, кто сомневается, что политические преобразования могут привести к переменам в частных, сексуальных отношениях (подобные критические высказывания Эйзенштейн по отношению к Стэнтон см. в гл.2). Многие современные радикальные феминистки сочли бы акцент Пэнкхерст на политических правах скорее отвлечением от более фундаментального неравенства, чем средством для его искоренения.

Другой посылкой теории Пэнкхерст, с которой соглашаются некоторые современные радикальные феминистки, является утверждение, что борьба за права женщин суть часть войны между полами, в которой все мужчины, если они не предлагают полной и безусловной поддержки, должны считаться врагами. Поэтому союз с существующими партиями ею отвергался. И, хотя Пэнкхерст приостановила суфражистскую деятельность в 1914 г. для работы с мужчинами во время войны, в манифесте 1917 г. ее недолговечной Женской партии заявлялось, что «есть ощущение, что женщины лучше всего могут служить народу, не присоединяясь к мужским партийным нормам и традициям, которые, по всеобщему согласию, оставляют желать много лучшего» (The Britannia, 2 November, 1917). В отличие от многих современных радикальных феминисток Пэнкхерст, однако, не распространяла свою враждебность к мужским сексуальности, политическим убеждениям и институтам до выступлений в защиту крайнего сепаратизма или лесбиянства в качестве выхода из ситуации. Комментаторы рассуждали о ее собственной сексуальной ориентации, но, вероятно, она придерживалась широко распространенного мнения, что любая форма сексуальной активности является низшей формой поведения человека и женщины и мужчины должны по возможности избегать ее проявлений в интересах как умственного, так и физического здоровья.

Предлагаемый анализ угнетения женщин и роли избирательного права в его искоренении, включая не только формальные права, но и весь спектр политической, экономической и личной жизни, явно отличается от традиционной точки зрения сторонниц женского равноправия. Этот подход отвергает либеральную предпосылку, будто реформы могут быть достигнуты посредством логики и увещеваний. Для Кристабель Пэнкхерст и воинственных суфражисток победу в большей степени могла бы гарантировать наглядная сила женщин, чем правота их дела. Такая позиция, пусть и менее ясно сформулированная, чем в современных теориях, схожа со взглядами тех авторов, которые недавно поставили под сомнение саму концепцию «рациональности» как часть мужской идеологии, отвергающей или критикующей другие формы знания, например интуицию или сопереживание (Lloyd, 1984; Braidotti, 1986; см. также Gilligan, 1982). Некоторые исследователи выдвинули предположение, что воинственная кампания суфражисток становилась все более иррациональным движением, сходным с «тактикой апокалипсиса» (Rosen, 1974), и что, поскольку оно приняло авторитарный, антисоциалистический и истерический характер и не отрицало насилия, по сути, это было приближение к фашизму (Evans, 1977). Такой анализ, несомненно, звучит как упрек многим современным феминисткам. Но в то время группы, считавшие себя феминистскими, действительно поддерживали и Гитлера, и Муссолини, идеи которых о женской роли и добродетелях были близки некоторым феминистским положениям, в частности основанным на естественной разнице полов. Как мы уже видели, некоторые феминистки также придерживались глубоко антидемократичных и расистских точек зрения. Сходные идеи получили некоторую поддержку и Кристабель Пэнкхерст в ее более поздней деятельности (что игнорируется некоторыми ее поклонницами (См.: Sarah, 1983; Spender, 1983а). Вначале она осуждала войну как бессмысленную демонстрацию мужской агрессии, «трагический результат неестественной системы управления государством одними мужчинами» (Цит. по: Sarah, 1983, с. 279), но в конце 1914 г. этот пацифизм в одночасье трансформировался в националистический милитаризм. Отвергая всякую мысль о мирных переговорах, она вместе с матерью сменила название своей газеты с «Суфражет» («Суфражистка») на «Британия», и суфражистки стали первыми вручать белые перышки (символ трусости) мужчинам в штатском. В 1919 г. (первые выборы, в которых женщины могли баллотироваться или голосовать) она безуспешно противостояла лейбористам с националистических и антибольшевистских позиций. После обращения в религию она вскоре оставила политику и с 1921 г. посвятила свою жизнь проповедям о близящемся втором пришествии Христа. Эти факты, конечно, не значат, что радикальный феминизм или суфражистская кампания могут быть отвергнуты как нелогичные или фашистские по природе. Однако они хорошо иллюстрируют различные направления, к которым могут привести феминистские убеждения, и выводы, которые могут сделать отдельные представительницы. То есть эти факты показывают опасность предположения, что любое движение, личность или идея, называемые «феминистскими», можно автоматически считать прогрессивными. Исторически феминизм наиболее часто ассоциировался с гуманистическими, либеральными или социалистическими убеждениями, но некоторые его течения имели тенденцию развития в правом направлении.