Политическая история брюк - [42]

Война против женских клубов

Политическая жизнь оживляется благодаря клубам. Большинство из них предназначены только для мужчин, есть клубы, куда пускают и женщин (Лионский клуб, Горный клуб, председателем которого был бывший аббат Констан, Клуб братских друзей, Центральное братское общество Кабе). Эжени Нибойе и Жанна Деруан решают открыть женский клуб, который будет заниматься женскими вопросами и в котором будут выступать женщины (и приглашенные мужчины). О первом заседании, назначенном на 11 мая, с шумом объявляется в прессе, и у входа собирается толпа. Последним станет девятое заседание, прошедшее 6 июня и посвященное разводу. Юмористы в восторге — об этом свидетельствуют литографии, например, авторства Е. В. под названием «Женский клуб», где говорится: «Мы требуем:

1. Чтобы юбку заменили на кюлоты.

2. Чтобы мужья занимались домашними делами по меньшей мере три раза в неделю.

3. Наконец, между мужчиной и женщиной нет другого различия, кроме того, которое им даровала природа»^{278}.

Но выступающая и ее слушательницы изображены в юбках. Одна из самых известных карикатур была нарисована по горячим следам после выхода популярного произведения Луи Рейбо, публиковавшегося из номера в номер в Illustration начиная с июля 1848 года и быстро поставленного в театре: «Жером Патюро в поисках лучшей из республик»^{279}.

Жена главного героя, Мальвина, очень хочет попасть в Клуб женщин, о котором столько говорят и который вызывает у нее смесь восторга и «отвращения». Войти в клуб сложно из-за толпы шутников, которые держат неприличные речи. Они выводят из себя председательницу клуба, настойчиво требуя «женщин в бюро», которое и так состоит из женщин, что вызывает громогласный смех. А что представляет из себя председательница? «Возраст и, возможно, несчастья лишили ее внешних черт, свойственных ее полу. Ее формы лишали возможности ее как-нибудь оценить»^{280}. Брюк ни у кого нет: для автора феминистки — «юбки, которые подняли знамя восстания»^{281}, а не женщины в брюках, что к тому моменту было еще слишком маловероятно. Кто собирается в этом клубе? Старухи («матроны изобиловали»), «греховные женщины», домохозяйки из скромных кругов («кошелки»). Что представляют собой их речи? Нечто усыпляющее. Собравшимся в зале со всеми подробностями рассказывают о положении швей, модисток и т. д. Исполнившись жалости, Мальвина выходит на трибуну, чтобы навести порядок. Слово берет женственный блондин, который вызывает насмешки, утверждая, что он «дамский кавалер». Последнее, ужасное слово Мальвина оставляет за собой и нападает на организаторов клуба, которые «превращают женщин в зрелище», «проституируют на глазах у публики… словно они напрямую произошли от пресловутых швей из клуба якобинцев», в то время как у них «достаточно прав, потому что они могут заставить мужчину сделать все, что им придет в голову». Затем следуют угрозы: «Сегодня вас освистывают, когда вы идете по улице, вас оскорбляют…, вас обесчещивают на словах. Если вы будете настаивать, дело зайдет дальше: вас будут стегать кнутом на перекрестках. Закрывайте этот вертеп. Я сказала». И после этого заседания клуб закрывается. В произведении за это ответственна женщина: классический метод антифеминистов — настаивать на непопулярности идей феминисток (и социалистов) среди женщин. Этим методом пользуются и серьезные авторы, например тот же Луи Рейбо:

Особенно во Франции женщины занимают слишком хорошее положение, чтобы возмущаться подавлением их и выставлять себя жертвами. Поэтому они не согласны со своими защитниками и оставили без внимания призывы к восстанию. Они царят в кругу семьи и общественных отношений: этой империи достаточно для их нежности и их гордости^{282}.

Можно ли придумать счастливую развязку для этого кризиса? 3 июня Journal pour rire^{283} рассказывает, что везувианки направляются в сторону Национальной ассамблеи с транспарантом, требующим «Зависимости или смерти». Теперь они сожалеют об «избытке» свободы. Женский клуб закрывается 6 июня. 9 июня Charivari сообщает, что в результате вынужденного переезда газета теперь находится в здании Национальной гвардии и что ожидаются «братания». В течение июня Бомон пополняет свою везувианскую серию новыми фаллическими и сексуальными аллюзиями, обыгрывая старое клише, приравнивающее воюющую женщину к распутнице, которая следует за армией, привлеченная военной клиентурой. На других рисунках автор демонстрирует «классовую ненависть»^{284} по отношению к простому народу, включая женщин, и к июньским баррикадам. Таким образом, война полов заканчивается примирением в постели.

В 1849 году вновь усиливается волна антифеминистского юмора. На майских парламентских выборах умеренные республиканцы получили доверие населения. Настроения меняются, театры становятся реакционными (тогда было модно словечко «реак»), а рисунки — все более злыми. Карикатуристы и шансонье насмехаются над «социалистическим безумием» и все увеличивающимся количеством банкетов. В постановке пьесы «Женщины-соусоциалистки» Варена и Рожера де Бовуара главные роли подстрекательниц спокойствия мадам Жибойе (прототип — Эжени Нибойе) и мадам Консуэло (Жорж Санд) исполняют немолодые актрисы. Здесь доминируют две темы: мужененавистничество женщин из среды мелких буржуа, которые плохо обращаются со своими мужьями, а также их право на развод, адюльтер и прочие вольности. Как в этих нежных стихах: «Да, среди женщин-санкюлотов / Панталоны запрещены»