Полигон - [11]

Это не было ловушкой. Это оказался Лева, лежавший неловко и нелепо у одного из шкафов. Он был еще в сознании, несмотря на два огнестрельных ранения – в живот и левое плечо – и, очевидно, большую потерю крови; дыхание было хриплым, а движения ног – почти конвульсивными.

Я подбежал и склонился над ним. Слезы мешали видеть.

Он узнал меня, и гримаса, похожая на облегчение, появилась на бледном, залитом потом лице.

– Живы... – прохрипел он, выгибаясь. – Слава... богу... Вы живы...

– Лева, держись... – лихорадочно шептал я. – Сейчас сгоняю за бинтами, сделаю обезболивающий укол. Я тебя вытащу.

– Бесполезно... Все бесполезно... Вы сами... уходите...

– Держись, держись, парень... Я подгоню машину. Где она? На стоянке нет... Вы ее куда-то отогнали? – Я вскочил. Конечно, это был самообман, но мне казалось, что так нужно.

– Нет... машины... – говорить ему было все труднее. – Ничего... нет.

Я стоял и смотрел, как он умирает. Странное дело: теперь слез не было. Я был почти спокоен. Понимал, что сделать ничего нельзя. Даже облегчить его страдания. Просто стоять и смотреть.

– А Антон... – хрипло сказал Лева и закашлялся. Весь подбородок был в розовой пене. – Он... там... Он... давно...

Я посмотрел в том направлении. Отсюда была видна нога ниже колена в мягкой черной туфле с зауженным мысом. Нога лежала на пивных банках. Ей должно быть неудобно, но она не двигалась. Она была ногой мертвого человека.

– Михалыч... – захрипел Лева. – Был с вами...

Я снова присел к нему.

– Он наверху... Тоже погиб... Ты понимаешь, что это?

Лева смотрел сквозь меня.

– Так должно было... случиться... – только колоссальным усилием воли он мог связно говорить. – И так... случилось. А вы... уходите. Здесь нельзя... Совсем...

Он вдруг изогнулся дугой, а взгляд, полный ужаса и отчаяния, был устремлен куда-то через мое плечо. Он даже начал поднимать руку.

– Береги... Береги...

Я рванулся в сторону и обернулся. Там, куда он смотрел, никого не было.

А когда я вернулся к нему, не было и его. Только остановившийся взгляд удивленных глаз. Как часы: шли-шли, жили-жили... И вдруг встали. Замерли. Навсегда.

Я закрыл ему глаза и поднялся.

Просто для того, чтобы удостовериться, я дошел до Антона. Его тело было изрешечено пулями: я насчитал восемь ран. Зачем я их считал?.. Рядом лежал его «макаров» со сдвинутым затвором и пустой обоймой. Значит, паренек бился до последнего.

С кем, черт возьми?! Где хоть один из поверженных врагов?!

Крови на полу было много – в разных местах торговых залов. Побродив, я наткнулся еще на два трупа – продавца и менеджера зала. И все. Где остальные? Тут же был бой! Только не говорите мне, что нет, я знаю – был! Где те, кто громил магазин, воевал с моими ребятами?! Где они, живые или мертвые?!

И куда пропали те, кто гнался за мной наверху? Пора бы им уже сообразить, что я спустился вниз...

Сколько я сегодня видел смерти – и все в пределах одного несчастного магазина. Пора расширять кругозор. Набираться новых впечатлений.

Пора на воздух. Даже если меня подстрелят в первые несколько минут.

Запаса еды на первое время хватит... Бинтов, пластыря и анальгетиков – тоже. Граната есть. В одном из залов на полу в осколках обнаружился «узи» на ремне с почти полной обоймой; я поднял автомат и закинул на плечо. Обойму из Левиного «макарова» забрал, ему ни к чему (в ней осталось пять патронов), а сам пистолет оставил. Во-первых, мне он без надобности, приемами стрельбы по-македонски так и не овладел, хотя Михалыч, царствие ему небесное, когда-то пытался обучать нас, новоприбывших. А во-вторых... Это оружие человека, погибшего в бою. В тот момент мне это показалось важным.

Ну все. Пора идти.

И я пошел по битому стеклу и автоматным гильзам к выходу из супермаркета. За спиной висел куцый рюкзачок с провиантом и медикаментами, на плече – «узи», в кармане – граната, под мышкой, в кобуре – «макар». Плохонький отряд. Да и вооружение наше – так себе. На десять минут продержаться.

В голове звучало «Болеро» Мориса Равеля – красивая и безобиднейшая вещь, написанная почти сто лет назад. Кто-то из музыкальных критиков назвал ее в прошлом веке «Пляской смерти» за повторяющийся ритм, нагнетание, усиление тревоги... Кажется, именно «Болеро» звучало в наушниках американских летчиков, летевших бомбить Хиросиму...

А какая пляска смерти ожидает меня?

Все страхи и вопросы до времени нужно оставить позади. Пока выйти отсюда и живым добраться до дома – выяснить, как там мои. Может, они в курсе происходящего? Потом выяснить, что с мамой. Как-то пережить ночь. И выдвигаться в район дислокации основных сил, то есть к банку. Да, именно в таком порядке.

Что ж, программа-минимум определена, начнем воплощать...

Фотоэлемент над автоматическими дверями разбит, а сами двери наполовину раздвинуты. Я остановился, оглянулся, бросил прощальный взгляд на погибший магазин и шагнул на воздух.

Воздух оказался холодный, густой и тяжелый, напоенный ощущением грозы и запахом гари. Я поежился. Совсем стемнело; площадь плохо освещена. И еще: странно, неестественно тихо. Какая-то нереальная тишина в огромном живом городе. Так бывает только в ужастиках перед внезапным появлением косматого монстра.