Полицейские и воры - [16]

Вот как шло интервью.

– Сегодня на участке строительства здания “Трансконтинентальные авиалинии” на Коламбас-авеню произошла трагедия. Один из рабочих пролетел внутри недостроенного здания тридцать семь этажей и разбился насмерть. Одним из первых на место трагедии прибыл патрульный Джозеф Лумис. – Затем репортер обернулся ко мне и произнес:

– Офицер Лумис, не могли бы вы рассказать нам о случившемся?

Я ответил:

– Упавший был чистокровным индейцем из племени мога-куков, занимавшимся сборкой стального каркаса строящегося здания. Как выражаются строители, он работал на высоком железе. Его звали Джордж Брук, и было ему сорок три года.

Репортер не отрывал от меня глаз, как будто я его гипнотизировал. Как только я замолчал, он тут же перенес микрофон к себе и спросил:

– И что же, по всей вероятности, произошло, офицер Лумис? Я сказал:

– Видимо, он поскользнулся или оступился. Он работал на пятьдесят втором этаже, самом верхнем, который сейчас еще сооружается, пролетел вниз тридцать семь этажей и упал на бетонированный пол пятнадцатого этажа. Он падал внутри здания, а пятнадцатый этаж – это самый верхний этаж, где рабочие закончили делать межэтажные перекрытия.

Вжик – микрофон снова перелетел к нему.

– Значит, он встретил смерть тридцатью семью этажами ниже? Вжик – микрофон снова у моих губ.

– Нет, вероятно, он умер приблизительно на уровне сорокового этажа. Пролетая вниз, он ударялся телом о различные стальные конструкции. Некоторые части тела при падении отрывались.

Репортер старался не выдать своего ужаса, хотя голос его невольно дрогнул, когда он спросил меня:

– На высоком железе работают очень много индейцев, не так ли, офицер Лумис?

Он хочет переменить тему? Ладно, мне-то что.

– Верно, – сказал я. – В Бруклине проживает одно-два индейских племени, и все их мужчины работают высотными монтажниками.

Вжик – микрофон упорхнул к нему.

– Вероятно, потому, что они испытывают особое влечение к высоте? Вжик!

– Не думаю, – сказал я. – Они падают довольно часто, не реже других.

По выражению его лица можно было заметить, что он заинтересовался моим ответом.

– Тогда почему же они нанимаются в монтажники? Я пожал плечами и сказал:

– Думаю, так им приходится зарабатывать себе на жизнь. Это уже не подходит для телевидения. Глаза у репортера стали безразличными, и он сказал скороговоркой:

– Большое вам спасибо, офицер Лумис, – и отвернулся от меня, готовый перейти к какому-нибудь объявлению об очередной распродаже.

Пошел он к черту, и, чтобы испортить ему план-график, как только репортер снова открыл рот, я сказал:

– Пожалуйста.

А потом развернулся и ушел.

Я смотрел этот репортаж по телевизору, и оказалось, что они использовали только первую часть того, что я говорил. Остальное добавил от себя репортер. Когда я уже ушел, он так и стоял на фоне здания и верещал в камеру. Среди прочего он сказал:

"Рабочий встретил свою смерть тридцатью семью этажами ниже”. Такие вот любители точности эти кретины.

Не знаю, что говорил Пол, но он вообще не попал в репортаж. Он потом сказал, что это просто проявление антисемитизма.

ТОМ

Накануне вечером в нашем районе были схвачены два крупных члена мафии, и мы с Эдом оказались в числе шести детективов, которых назначили препроводить их в центр города нынешним утром. Это оказались действительно очень значительные мафиози, и было большой удачей, что их смогли выследить и поймать в таком крупном городе, как наш. Одного из них звали Энтони Вигано, а другого – Луис Самбелла.

Мы не знали, возникнут ли с ними проблемы. Вряд ли кто-то мог попытаться отбить у нас мафиози, но можно было допустить, что их враги начнут стрельбу, поскольку рядом с ними не будет личных телохранителей. Поэтому приняли все меры предосторожности, в том числе решили перевозить их в двух разных машинах без опознавательных знаков полиции с тремя офицерами в каждой.

В одной из этих машин на водительском месте ехал я, а Вигано находился на заднем сиденье, стиснутый с двух сторон Эдом и еще одним детективом по имени Чарльз Редди. Мы довезли их до места без всяких происшествий, а затем повели в комнату для допросов на четвертом этаже. Все было заранее подготовлено, так что у входа нас встретили два копа в форме и проводили до лифта, который уже ждал нас.

Вигано и Самбелла походили друг на друга: оба плотного сложения, толстомордые, с застывшим выражением презрения, которое приобретают люди, долгое время пользующиеся неограниченной властью. Одеты они были дорого, но, пожалуй, чуть вызывающе: слишком резкие полоски на ткани их костюмов, слишком крупные и блестящие запонки на манжетах. И на пальцах слишком много колец. Они благоухали, как парфюмерный магазин, и были совершенно спокойны и невозмутимы.

За время дороги никто не произнес ни слова, но теперь, когда мы находились в поднимающемся лифте, Чарльз Редди вдруг сказал:

– Похоже, ты не волнуешься. Тони. Вигано скользнул по нему презрительным взглядом. Если мафиози и задело то, что его назвали по имени, он не показал этого.

– Волноваться? – фыркнул он. – Я могу всех вас купить и продать, так чего же мне волноваться? Сегодня же вечером я буду дома, со своей семьей, и мне не придется терять четыре года в предварилке, пока закончат расследовать мое дело.