Полет в ионосферу - [3]

Инженер встревоженно начал проверять всю внутреннюю аппаратуру. Нет, здесь все было в порядке. И все же «Буря» продолжала спускаться.

— Это был уже не спуск, — это было настоящее падение. Несколько десятков лет назад в подобном случае можно было подумать, что кончилось горючее. Но когда ракета движется на атомной энергии, такого вопроса быть не может.

Все эти мысли мелькнули у него в голове, как молния. Он решил сообщить все своим товарищам и вызвал их в кабину управления. Лицо у него побледнело, голубые глаза напряженно блестели, но голос был твердым, когда он сказал:

— Друзья, «Буря» падает. Мы потеряли 43 километра. Взгляните на стрелку альтиметра. Мы падаем все быстрее. Я проверил аппараты. Судя по всему, порча произошла снаружи, вероятно, в выхлопных дюзах.

— Тогда, — сказал Ханибал, — я вылезу через шлюзовую камеру и исправлю дюзы.

— На такой скорости это невозможно.

Калотэ вышел из кабины, чтобы взглянуть в нижний иллюминатор. Инженер и физик стали советоваться о том, какие меры можно принять.

— Я хочу попробовать кое-что — сказал инженер. — Когда достигнем высоты 20 километров, нажму красную кнопку.

Падение продолжалось.

— 33 километра… 30 километров… 29 километров… — прошептал пилот. — Другого выхода нет!

Его палец приблизился к красной кнопке на панели управления и решительным движением нажал ее.

Через несколько мгновений сильнейший толчок расшвырял в ракете все предметы, оставшиеся незакрепленными. Падение сразу прекратилось. Над «Бурей» одновременно раскрылось 14 парашютов, и теперь она не падала, а медленно опускалась. Путешественники облегченно вздохнули.

Они были еще очень высоко над поверхностью земного шара.

Сев перед радиопередатчиком, Ханибал Калотэ непрерывно повторял:

— SOS… SOS… SOS… Ракета «Буря» в опасности!

На высоте девяти километров ракета вошла в серые тучи, окутавшие ее густым туманом. Это продолжалось несколько минут; потом открылась панорама местности, к которой они спускались. Километрах в восьми внизу простиралась необозримая, однообразная равнина голубовато-зеленого цвета.

— Море! — вскричал Ханибал, едва взглянув в иллюминатор, и кинулся в кабину управления.

От волнения он мог только пробормотать:

— Товарищи… там внизу… я видел… море! Под нами вода, ничего, кроме бесконечной воды…

Григореску и инженер кинулись за ним в каюту. Они убедились, что радист не ошибся.

— Нет, так не должно кончиться, — упрямо произнес инженер.

Он быстро надел кислородную маску, взял сумку, с инструментами, сварочный аппарат и направился к шлюзовой камере. Лицо его выражало непоколебимую решимость.

ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА

Инженер Станчу пересек шлюзовую камеру и включил механизм, открывающий наружную дверь. Он обвязался гибким прочным канатом, прикрепил его к поручню и пополз по длинному корпусу ракеты к выхлопным дюзам.

Приостановившись, он огляделся. Внизу, на дне пропасти, виднелась поблескивающая поверхность моря.

Положение оказалось именно таким, как он и представляя себе. В одном месте дюзы появилась большая трещина. Ее нужно заварить.

Инженер пустил в ход сварочный аппарат. Шум его послышался даже внутри ракеты, где Ханибал Калотэ, взобравшись на ящик, чтобы быть поближе к верхнему иллюминатору, внимательно следил за действиями инженера. Но видеть ему удавалось немного: в поле зрения были только ноги Станчу. Тем временем инженер отодвинул аппарат, чтобы проползти еще на шаг.

Неосторожное движение — и ногой он задел аппарат, кувырком полетевший за борт, Ханибал видел это.

— Нет! Я не позволю ему возвращаться за запасным аппаратом! Я принесу его! Радист быстро надел кислородную маску и через несколько секунд, тяжело дыша, очутился в шлюзовой камере. Еще через несколько секунд он уже полз по скользкому корпусу «Бури».

Он протянул инженеру аппарат, и когда Станчу ответил ему кивком и движением руки, сердце у него забилось ровнее.

Он помогал инженеру, поддерживая аппарат, пока Станчу продолжал заваривать трещину.

Тем временем «Буря» все опускалась и была уже в шести километрах над поверхностью моря. В бинокль можно было видеть белые гребешки пены на волнах.

«Если еще через четверть часа мотор не сможет работать, нашей ракете конец», — подумал инженер. Лихорадочно он продолжал свое дело. Наконец трещина была закрыта.

— Готово! — произнес Станчу и сделал радисту знак возвращаться. Тот не заставил себя просить и начал осторожно пятиться к люку шлюзовой камеры. Но на полдороге его охватило головокружение. Прямо под собой он увидел море, и море это было странное, оно качалось во все стороны, вздымая горизонт к зениту. «Что же это происходит?» — подумал Ханибал.

Руки у него обмякли, разжались на выступе корпуса. Он почувствовал, что начинает скользить. Все вокруг качалось. И его мучила только одна мысль: сумеет ли он плыть?

Потом он почувствовал, что падает в пустоту.

Пилот стоял перед панелью управления, сжимая рукоять подъема. «Буря» ровно и быстро неслась в высоту.

— И как я вам говорил, товарищ Григореску, — рассказывал он, трещина была заделана. Чтобы вернуться назад, я дал Ханибалу знак открыть люк камеры. И вдруг лицо у него пожелтело, как воск. Я кинулся к нему и успел только схватить за ногу: все тело висело уже за бортом. Мне пришлось тащить его до самого люка. И трудно же это было! Но посмотрим теперь, как пойдет дело. Наша «Буря» летит прямо кверху. И мы уже поднялись на 7 600 метров.