Полет сокола - [25]

— Вот чертовка, — ворчал он, — из‑за нее мы потеряем месяц, если не больше.

Время подпирало. Если не выбраться с зараженного лихорадкой побережья до сезона дождей, риск подхватить малярию станет смертельным.

Сверху донесся пушечный грохот, и над вершиной Сигнального холма поднялось белое облачко дыма. Дозорный пост предупреждал колонистов о приближении гостей. Зуга прикрыл глаза фуражкой и прищурился, вглядываясь в даль. Даже не будучи моряком, он опознал уродливый силуэт и торчащую дымовую трубу британского военного корабля, так упорно преследовавшего «Гурон». Неужели с тех пор прошло две недели? Как быстро летит время… Покачивая мачтами, канонерская лодка заворачивала в Столовую бухту навстречу ветру, за кормой тянулся тонкий черный шлейф дыма. «Гурон» стоял на якоре меньше чем в полумиле. Зуга покачал головой. Встреча враждующих капитанов сулила интересное развитие событий, но в целом он испытывал глубокое разочарование. Будь это торговое судно, оно могло бы подбросить экспедицию к восточному побережью, а так… Зуга резко отвернулся, принял у слуги поводья и стремительно вскочил в седло.

— Куда? — коротко спросил он.

Низкорослый желтокожий юноша в темно‑фиолетовой ливрее — цвета Картрайтов — указал налево. Дорога разветвлялась, переваливая через драконий хребет Капского полуострова и спускаясь к океанскому побережью.

Они ехали еще два часа — последние минут двадцать по глубокой колее, выбитой колесами повозок, — прежде чем добрались до глубокой лощины, где в роще железных деревьев прятался просторный дом, крытый соломой. На склонах густо разрослась протея, над цветущими ветками кустарника с криками вились длиннохвостые птички‑нектарницы. Водопад, окутанный облаком брызг, срывался с гладкой скалы и падал в глубокий зеленоватый водоем, по которому курсировала флотилия уток.

Дом выглядел неухоженным: стены требовали побелки, а крыша местами обвисла, торча неопрятными клочьями. Под железным деревом стоял древний фургон без колеса, совсем источенный червями, неподалеку валялся ржавый кузнечный горн, в котором сидела на яйцах рыжая курица, с ветвей свисали полусгнившая сбруя и какие‑то веревки.

Стоило Зуге спешиться, как с переднего крыльца с рычанием и лаем выскочило с полдюжины собак, от которых пришлось отбиваться с помощью пинков и охотничьего хлыста. Заливистый лай сменился испуганным визгом и подвыванием.

— Какого дьявола тебе надо? — Громоподобный бас перекрыл шум. — Ты кто?

Зуга еще раз вытянул хлыстом огромного риджбека со вставшей дыбом гривой, попав ему по морде. Пес с грозным рыком отскочил в сторону, свирепо оскалив клыки.

Человек, вышедший на веранду, держал в руках охотничью двустволку со взведенными курками. Он был такой высокий, что почти упирался головой в крышу, но худой как щепка, словно десять тысяч тропических солнц вытопили все мясо и жир на его костях.

— Имею ли я честь видеть мистера Томаса Харкнесса? — спросил Зуга, стараясь перекричать собак.

— Здесь вопросы задаю я! — заорал в ответ великан.

Его борода, белая, как грозовые облака над вельдом, накрывала пряжку ремня. Того же оттенка волосы свисали на воротник кожаной куртки. Лицо и руки цвета жевательного табака усыпали мелкие пятна — результат многолетнего воздействия безжалостного африканского солнца. Черные глаза блестели, как капельки дегтя, но белки их потускнели и пожелтели от малярийной лихорадки.

— Как тебя звать, парень?

Голос у него был зычный и глубокий, и без бороды он легко сошел бы за пятидесятилетнего, но Зуга знал наверное, что хозяину стукнуло семьдесят три. Одна рука у него была вывернута и свисала под неестественным углом — лев прокусил плечо до кости, прежде чем Харкнесс сумел вытащить из‑за пояса нож и проткнуть зверю сердце. Это случилось сорок лет назад, и метка осталась навсегда.

— Баллантайн, сэр! — крикнул Зуга.

Старик пронзительно свистнул особым образом, псы тут же успокоились и сгрудились у его ног. Не опуская дробовика, он нахмурился, резкие черты собрались морщинами.

— Не Фуллера Баллантайна сынок?

— Так точно, сэр.

— Ну, тогда ты точно заслуживаешь хорошей порции дроби. Не подставляй задницу, когда снова полезешь на лошадь, а то ведь могу и не удержаться.

— Я проделал долгий путь, чтобы встретиться с вами, мистер Харкнесс. — Зуга не отступал, улыбаясь искренне и подкупающе. — Я ваш горячий поклонник, прочитал все, что о вас писали и что вы написали сами.

— Сомневаюсь, — проворчал Харкнесс, — мое они почти все сожгли. Слишком крепко оказалось для их нежных печенок.

Однако свирепый взгляд его несколько оттаял. Наклонив голову, старик прищурился, разглядывая незваного гостя.

— Зуб даю, такой же невежественный и заносчивый, как папаша… но хотя бы умеешь себя вести. — Он не спеша смерил Зугу взглядом. — Тоже поп небось?

— Нет, сэр, солдат.

— Какой полк?

— Тринадцатый Мадрасский пехотный.

— Звание?

— Майор.

С каждым ответом выражение лица хозяина все более смягчалось. Он взглянул молодому человеку в глаза:

— Трезвенник, как отец?

— Обижаете, сэр! Ни сном ни духом! — горячо воскликнул Зуга, и Харкнесс впервые улыбнулся, опустив ружье дулом в землю.