Полет орла - [37]

К вечеру неприятельская конница, не выдержав, отступила. Только артиллерия до темна продолжала свою страшную дуэль… Да продолжали осыпать пулями вражеские позиции стрелки.

Солнце уже село, когда Сеславин, в числе сопровождавших Барклая-де-Толли, вернулся к батарее у Горок, откуда начался его боевой путь в этом невероятно жестоком, упорном и длительном сражении. Из двенадцати адъютантов Барклая осталось трое: Сеславин, Закревский и серьезно раненный Левенштерн. Ни Сеславина, ни его Черкеса в этой великой битве не коснулась ни одна пуля. Где-то в стороне французских войск треск барабанов возвещал отбой.

На изрытой ядрами, пропитанной кровью, опаленной холмистой равнине окрепла нравственная сила русской армии, здесь же разочарование и растерянность постигли французскую. Наполеон мог бы последним отчаянным ударом вырвать победу, безусловную и окончательную, – если бы послал на русских стоявшую в резерве гвардию. Но он отказался от этой мысли. Непобедимый полководец как будто потерял ясность ума, стремительность решений и веру в свое военное счастье.

Ночью пришло сообщение из Главного штаба русской армии от Михаила Илларионовича Кутузова о том, что войска оставляют поля Бородина и в стройном порядке отступают к Москве.

Кутузов пригласил в штаб-квартиру в селе Татариново Барклая. Все надеялись, что сражение возобновится, и приготовились биться и стоять до конца. В пятом часу генералы были созваны на военный совет в деревне Фили. Прошло несколько часов. Вышли любимец императора Александра Бенигсен, кривя недовольно рот, Барклай с каменным лицом, желтый недомогающий Дохтуров, широкоплечий Ермолов, Раевский, Коновницын, Остерман-Толстой. Кутузов вышел позже всех и, поддерживаемый адьютантами, сел на лошадь. Кутузов оставлял Москву, беря всю ответственность на себя.

Армии и населению Москвы было объявлено решение главнокомандующего. У Яузского моста людские потоки слились в один. Москвичи уезжали и уходили пешком в скорбном молчании. Весь день Барклай-де-Толли и его адъютанты следили за дисциплиной и порядком среди солдат. К девяти часам вечера Москву оставили войска арьергарда. Миновав Коломенскую заставу и Старообрядческое кладбище, войска вышли на Рязанскую дорогу.

Обогнув Москву с юго-востока и оставив в стороне Подольск, русская армия вышла на Старую Калужскую дорогу. Затем пересекла речку Нару и разбила лагерь на ее берегу у села Тарутино. Таким образом русские войска прикрыли южные, не тронутые врагом губернии, Тулу с ее оружейными заводами и Калугу, где находились крупные продовольственные склады. Кутузов приготовился ждать и предпринял действия для срочного пополнения армии за счет отдаленных гарнизонов и большого числа донских казаков, которые прибывали стремительными отрядами под водительством своего верховного атамана Матвея Ивановича Платова.

Глава шестая. Горящая Москва

I

На другое утро, едва поднялось затуманенное сентябрьское солнце, эскадроны французской гвардейской конницы выстроились в сплошную колонну. Следом за пехотными колоннами «Великой армии» они выступили, минуя безлюдное, брошенное село. За этой конной колонной двигался к Можайской дороге другой сплошной массив конницы, оставив до первой колонны весьма значительное пустое место.

На этом пустом месте ехал одинокий всадник на белой лошади в сером сюртуке и низко надвинутой на лоб черной треуголке. Он был сильно простужен, а потому тускло оглядывал местность и недовольно щурился. За ним, на большом расстоянии, ехала группа людей, не державших кавалерийского строя. Выглядела эта группа весьма пестро, ибо участники ее украшали мундиры белыми, красными и синими лентами через плечо, золочеными эполетами, ремнями и красовались сбруями своих коней, тоже отблескивавшими золотом, а также выделялись пышными плюмажами на шляпах и касках. Это был Бонапарт, а за ним на приплясовавших от сдержанного ликования конях следовали его прославленные на всю Европу маршалы. До Москвы оставался всего один переход. Настроение у этих господ было настолько приподнятое, как будто вчера в жесточайшем сражении не погибло несколько десятков тысяч человек, и столько же не стонало от тяжких страданий в санитарном обозе.

Итак, после Бородинского сражения русская армия скрытно, в ночном мраке, отступила, а это означало безоговорочную победу французов. От армии старика Кутузова не осталось даже следа. Она словно растаяла. Как исчезли и жители всех попадавшихся с краю дороги деревень. Ни одного дымка, ни одной курицы или собаки. Это было даже забавно. От Эльзаса до Немана и от Италии до Пруссии такого не случалось.

Солнце играло на штандартах, изящных касках и золотых орлах. И хотя это было изменчиво-бледное, северное русское солнце, оно все-таки очень веселило солдат, офицеров, генералов «Великой армии» и самого Бонапарта, хотя простуда портила ему торжество.

Часа в два пополудни, когда французские отряды поднялись на вершину холма, предварявшего вход в городское предместье, перед ними расстилался, сияя золотом церковных куполов, а также куполов крашенных в разные краски, город совершенно невиданный и невозможный на земле гармонично-строгой и уютной Европы.