Поле боя — Арктика - [12]

Щербина с хрустом «свернул голову» бутылке и разлил водку по рюмкам.

— Ну, давай — за встречу!

— Давай.

Звякнули рюмки. Закусив, Рощин указал на бутылку.

— О, «Немиров»! Слава богу, что сейчас там не только ликеро-водочный завод, но и аэродром работает.

— Ага, это ж, получается, после Второй Переяславской Рады туда снова ракетоносцы перелетели.

Рощин рассеянно кивнул.

— Скажи, Олег, а как там, в Школе летчиков-испытателей?

— В ГЛИЦе, что ли? Нормально. Учат таким вещам, что строевикам и не снилось… Полеты на одном двигателе, вынужденные посадки, закритические режимы… Но я пока что только летчик-испытатель 2-го класса. Видел бы ты, что наши «зубры» на самолетах вытворяют! А ты как? Женился?

— Ага, Нина сейчас в Симферополе, в Университете преподает. Мы в Москве познакомились, когда я в Академии учился, а она — в МГУ.

— Жаль, не довелось у тебя на свадьбе погулять, я как раз тогда экзамены в ГЛИЦе сдавал. Да, кстати, завтра же моя Оксанка прилетает, я с ней по телефону недавно разговаривал. Поможешь встретить?

— Конечно! Не вопрос.

Ну, давай за наших дам.

Юрка поддел ломтик ветчины на вилку. Чуть погодя выпили по третьей.

С каждой выпитой рюмкой Олег Щербина становился все задумчивее. И Юра его прекрасно понимал. Четвертый тост… За тех, кто не вернулся. Молча. За их командира, полковника Михайлова, таранившего американский АВАКС, за летчиков, которые погибли, защищая Днепропетровск, Краматорск, Донецк, в жестокой и быстротечной войне с НАТО на территории Украины. За летчиков «инструкторской эскадрильи», которые защищали Каракас и Маракайбо от волн американских палубных истребителей во время войны в Венесуэле, названной современниками Карибским кризисом XXI. За пилотов-республиканцев полковника венесуэльских ВВС Рамона Риверы.

— Ну, Юрка, давай за ребят наших… За Батю, комполка нашего, который жизни не пожалел, но АВАКС проклятый в землю вогнал! Вечная память.

— Вечная память.

Выпили. Помолчали.

— Я ведь знаю, командир, как действительно можно бороться с любым проявлением национализма. Помнишь, у нас майор в ТЭЧ[14] был, Нодар Георгиевич Мгеладзе.

— Да, но он ушел потом.

— Точнее, его «ушли». А ведь какой человек — умный, интеллигентный. Увлекался восточной поэзией, даже сам стихи Омара Хайяма переводил. И никто, Олег, заметь — никто, не назвал бы его «нацменом», не унизил бы его происхождение. Потому что он прежде всего — Личность. И самое простое стать над национальностью — это заслужить уважение.

— Да, но ведь это так сложно, — грустно усмехнулся Щербина. — Проще обвинить во всех бедах соседа. У него ведь и хата больше, и хозяйство толще. А на тех, кто думает иначе, — навесить ярлыков. Помнишь, Юр, как нас грязью поливали поначалу в «демократических средствах массовой информации». «Фашисты», «изменники» «провокаторы», «суки», извини за выражение. Все потому, что мы уже не могли терпеть эту гнусь и начали действовать. А они боялись. Боялись нас. И ничего уже не могли сделать, только «пригласить» сюда натовских «наймитов». Как в 1918-м. «На поезде Директория — под колесами территория», а в Киеве — немцы и австрияки. История повторилась.

— Да, ты прав Олег. Меня вот всегда удивляло, как ты так прав оказываешься?

— Да ничего сложного. Просто не тешу себя глупыми иллюзиями, не сую голову в песок. А стараюсь по мере сил и возможностей принимать адекватные меры. Ведь когда суешь голову в песок, то подставляешь гораздо более уязвимую часть тела. А так как голова в песке — то не видишь, что там с этой частью кто делает. Так что лучше с проблемами и опасностями сходиться лицом к лицу. А победили мы, Юра, этих продажных ублюдков все-таки не силой оружия, а искренностью. Тяжело же ведь было, особенно нам, служилым людям, сделать такой непростой выбор.

— Да, тяжело… Я тогда думал — все, карьера под откос пойдет, если не посадят и не прибьют.

— Чего ж тогда со всеми поперся, не поступил, как наш «политрук»? — насмешливо посмотрел на собеседника Щербина.

— Ты же командир… Да и надоело. Осточертело просто смотреть, как твою страну рвет на части шайка охреневших от безнаказанности «дерьмократов». Я ведь младше тебя, Олег. Но и я хлебнул радости и от перестройки, и от «свободы», и от «либерализма» в армии. Постоянно, что на «гражданке», что в институте, что потом в полку носом тыкали: «Ты еще молодой!» А на что я молодость тратил? На выживание! А тут эта заваруха в Полтаве. Ну, я и решил — двум смертям не бывать, а одной не миновать! К тому же я твой ведомый. Да иначе и быть не могло, мы же ведь победили!

— Все дело в том, Юрка, что могло! Еще как могло. И были бы мы все стопроцентными предателями. Эти лживые суки так хорошо научились мозги людям выворачивать, создавать, так сказать, «либерально-демократическое общественное мнение». И Степан Бандера у них национальный герой, и соревнования по рукопашному бою они проводят в честь Романа Шухевича, и гетман Мазепа — не предатель, а освободитель. Апофеозом стало предложение Президента Украины праздновать день Защитника Отечества не 23 февраля, а 28 января, в День памяти героев Крут. А знаешь, в чем смысл? Нет? Ну, так я тебе расскажу.