Полдень, XXI век, 2012 № 03 - [58]

Но это пустяки. А вот то, что именно иерархией обусловлена защита слабых, уже интереснее. Лучше всего, если верить Лоренцу, этот процесс изучен на галках, но присущи эти качества не только им. Поскольку каждая галка, пишет он, постоянно стремится повысить свой ранг, то между птицами соседних рангов, теми, кто непосредственно выше и непосредственно ниже одна другой, всегда существует сильная напряженность. И наоборот, чем больше ранговая дистанция между двумя особями, тем меньше взаимная враждебность. А поскольку галки высокого ранга, особенно самцы, обязательно вмешиваются в любую ссору в стае между нижестоящими, они автоматически оказываются на стороне более низкой галки из любой пары повздоривших. По той простой причине, что дистанция между самой низкой галкой-простолюдинкой и галкой высокопоставленной – хоть на один ранг да больше, чем между той же высокопоставленной галкой и галкой-соперницей самой низкой простолюдинки. Дельта ранг один равно эн, дельта ранг два равно эн минус икс. Галка-патриций всегда предпочтет ту плебейку, с которой у нее дельта ранг равно полному эн. Но объективно это приводит к тому, что галка высокого ранга всегда вступает в бой на стороне самого слабого, точно Айвенго или любой из его коллег: место сильнейшего на стороне слабейшего!

Нет нужды лишний раз возносить горькие ламентации или пробовать с мазохистской дотошностью рассчитать процент Айвенго в реальном человеческом обществе. Люди, похоже, с каждым годом все более откровенно живут по принципу «падающего подтолкни».

Что может сделать в связи с этим такая огромная и высокопоставленная галка, как государство?

Очень многое. Донельзя иерархизированное, расчлененное на несчетное количество тонких страт общество танского Китая предоставляло проявлениям этого принципа огромные возможности. В танском уголовном праве нет числа конкретным законам, базовым принципом которых является эта галочья справедливость. Тут и выделение нескольких групп инвалидов, каждая из которых пользовалась преимущественными правами того или иного уровня: то инвалиды были неподсудны при совершении преступлений определенной тяжести, то за ними должны были ухаживать здоровые родственники, причем настолько должны, что даже обязывались выходить в отставку, если служили. Но тут же, кстати, и такие специфические карательные меры, как понижение в ранге проштрафившихся чиновников: чиновник высокого ранга, по уровню своему член элиты, понижался в ранге на в несколько раз большее число разрядов, чем за то же самое преступление мелкий делопроизводитель.

Иерархия выполняет в стае и еще одну важнейшую функцию: дает вектор передачи ненаследуемого опыта. Более искушенный, пуд соли съевший, повидавший, говоря попросту, и Ленина, и Сталина, и всех их умудрившийся успешно пережить гамадрил всегда будет более авторитетен в кругу соплеменников, нежели молокосос, и дефолта-то толком не помнящий. А поскольку обезьяны возраст в годах не считают, иерархия выстраивается каким-то образом в соответствии с возрастом, но опять-таки на основе того, что на человеческом языке следовало бы назвать таким родным нам словом «ранг».

Описан поразительный эксперимент. Молодого шимпанзе обучили добывать банан, извлекая его из хитроумного приспособления с несколькими рычагами. Потом и ученого юнца, и освоенный им механизм подсаживали обратно в стаю. Все соплеменники, как один, соперничали в том, чтобы отнимать у сопляка его бананы, честно добытые с применением высоких технологий, но никто даже не подумал посмотреть, как он их добывает, и повторить его движения. Тогда ровно также взяли из стаи и научили работать с кормушкой одного из старых вожаков. И тоже вернули народу. Через несколько часов вся стая, сноровисто орудуя рычагами в нужной последовательности, угощалась из хитроумной кормушки.

Ни в коем случае не следует полагать это самодурством природы. Так передается не только индивидуальный опыт, приобретаемый с годами; мы имеем здесь дело с тем, что применительно к людям не смогли бы назвать иначе, как культурной традицией. Дело в том, например, что многие виды, те же галки, скажем, лишены врожденного знания своих биологических врагов. Первичное информирование и обучение происходит лишь когда молодежь уже встала на крыло – в процессе инициируемых и возглавляемых зрелыми птицами совместных отгоняющих атак на того или иного противника, когда его застукал поблизости кто-то из патриархов. И те особи, что за всю свою долгую жизнь так ни разу и не побывали в когтях у кошки, собаки или лисы, но вовремя были обучены стариками, исправно передают очередному следующему поколению от рождения ему абсолютно неведомое знание о собаках, кошках и лисах.

Лоренц пишет: «Не имея родителей, молодая галка будет сидеть на одном месте, когда к ней подкрадывается кошка, или приземлится перед самым носом дворняжки так доверчиво и по-дружески, как встречается человек с теми, в чьей среде он вырос».

Я даже не буду портить читателям настроение, пытаясь напомнить, как с этим дела обстоят у нас. Доводы типа «этому старому маразматику уже за сорок» срабатывают только в среде хомо сапиенс. И волей-неволей вспоминаются лозунги молодежных митингов времен перестройки; одним из весьма распространенных слоганов был «Америка – друг!».