Полдень, XXI век, 2010 № 12 - [39]

«Нервничать, Миша, теперь тебе будет вредно», – вспомнились слова врача-эмигранта, который помог ему выкарабкаться когда-то в Канаде. Неприятная была тогда история с ЛСД, еще немного, и М. К. мог бы что-нибудь непоправимое с собой сделать или остаться навсегда в сумасшедшем доме. Врач его подлечил, помог выйти из клинча.

Лучше, конечно, тогда было бы вообще не возвращаться в «совок», но в итоге реализовался тоже не самый худший вариант – когда его отловили «наши» (а вся агентура при посольстве была поставлена на уши), он уже был почти нормальным и смог приемлемым образом выкрутиться.

Но врач говорил еще о флэшбеках. «Нервничать тебе будет вредно: понервничаешь – это может вернуться. Антецедентики у тебя не самые хорошие». (М. К. рассказал ему о многом из того, что никому больше не рассказывал, – например, о том, что именно он видел когда-то в монгольской пустыне, когда их экспедиция встретилась с ламой.)

М. К. так напряженно всматривался в темноту и прислушивался, что перед глазами поплыли зеленоватые пятна. Флэшбеки!

Пятна, однако, так и остались пятнами, никаких пугающих галлюцинаций, зато в одной из комнат раздался грохот – как будто там с силой швырнули на пол и разбили что-то стеклянное. Затем снова наступила тишина.

М. К. продолжал напряженно прислушиваться, но мешал стук собственного сердца, отдававшийся в ушах.

Снова звон бьющегося стекла, затем треск, словно переломили об колено деревянную палку.

В конце короткого коридора загорелся красный огонек. М. К. выбросил вперед руку с пистолетом и выстрелил – одновременно с фотовспышкой, которая на несколько секунд ослепила его. Этих секунд, однако, его противникам вполне хватило.

Он слишком далеко выставил вперед руку – сверху на нее обрушился резкий удар, заставивший М. К. выронить пистолет.

Он инстинктивно попытался закрыться левой рукой, но его ударили в живот. Сгибаясь, он успел подумать, что шум, вероятно, служил прикрытием – один из противников смог незаметно подкрасться по коридору со стороны передней.

Его ударили коленом в лицо и чем-то тяжелым по затылку, после чего он потерял сознание.

14. М. К. стоял на краю отвесного обрыва. Он знал, что это за место – гора Сокол в Крыму. Внизу – четыреста или пятьсот метров гладкой скалы, нагромождение камней у подножья, узкая дорога, затем – море. Когда-то он стоял здесь вместе с профессором, но сейчас он был один. Или нет, не совсем один – краем глаза он уловил какое-то движение.

Обернувшись, он увидел крылатого коня, которого держал под уздцы мальчик, похожий на ангела. Ангельскими были бледное лицо, золотистые волосы, белый балахон до земли, но крыльев у мальчика не было. Он протянул М. К. поводья и показал жестом – прыгай в седло.

М. К. взял поводья и вскочил в седло. Конь взмахнул крыльями и бросился с обрыва. Несколько мгновений перед глазами было только небо, края крыльев, голова коня с бешено косящим глазом. Затем с ним что-то случилось – его перевернуло и бросило в пике. Понеслась мимо отвесная стена с вцепившимися в трещины крошечными кустиками растений.

Затем – снова – ужасный, кости ломающий удар…

М. К. пришел в себя от голосов, раздававшихся где-то справа и сверху. Двое. Разговаривают, сидя за столом. Желтоватый свет лампочки просачивался через закрытые веки.

– Говорил я тебе, ничего, кроме старья, у профессора не будет.

– Ладно, бля, налей, не жидись. (Бульканье.)

– А это кто?

– А хрен его знает.

– Так ты по карманам посмотри. Документики, деньги… Один из сидящих ткнул его носком ноги в лицо, около разбитой челюсти, и М. К. вновь потерял сознание.

Крым. «Поляна сказок». Небольшая красная дверь в скале. Крым – наше все, и рай, и ад, и чистилище. Страх. Говорят, перед смертью время растягивается экспоненциально. А еще говорят: все видения переживших клиническую смерть – это всего лишь утешительный фильм, который включается, когда мозг чувствует приближение конца.

Но все-таки есть надежда на бессмертие. Тому доказательством – путешествия во времени. Но чтобы сохранился шанс – надо выжить. Здесь и теперь. Ни в коем случае не трогай красную дверь!

Не поможет. Боль… На этот раз он очнулся от боли, когда его грубо перевернули на спину.

– Смотри-ка, жив курилка, дышит.

– Небось, фэйсы наши запомнил.

– Когда бы он успел?

– Да пока мы за столом расслаблялись.

– Он мордой вниз лежал.

– Береженых бог бережет.

– Ну тогда и кончай его сам.

М. К. не хотел открывать глаз, надеялся, обойдется, но теперь положение действительно выглядело отчаянным.

За правую руку его держали. Он резко открыл глаза и сложил из пальцев левой защитный иероглиф.

– Глянь, он распальцовку нам делает.

Кисть левой руки яростно, изо всех сил припечатали каблуком к полу.

Затем по горлу провели, казалось, полосой раскаленного металла, и тело окончательно перестало ему подчиняться.

Воскресенье

1. У автобуса она заметила «Алешу Поповича» с черной повязкой на рукаве. Около водительской двери топтался Иван Александрович с сигаретой. Желтые прокуренные пальцы, желтые листья над головой…

«Алеша» кивнул ей и куда-то убежал, она подошла к И. А., поздоровалась.

– Вы знаете, почему отсюда везут? Потому что он здесь работал?