Полдень, XXI век, 2010 № 06 - [5]

Бред, короче.

В конце концов, при таком перманентном обломе, завалить Лосеву стало для азартного Лисицына чуть ли не спортом. Что касается Барсукова, то он, страдалец, дозрел до того странного состояния, когда страсть дополняется ненавистью. В таком состоянии мужики готовы на всё.

А к чему ещё эта издевательская ситуация могла привести?

Рано или поздно гнойник прорывается.

* * *

Напоить — верное средство добиться от женщины ответного чувства хотя бы на несколько минут. Но что делать с прелестницей, которая категорически отказывается от алкоголя? Которая дразнит, а дальше — ни в какую… Ответ: напоить тайком.

И не обязательно спиртным. Напоить — это в широком смысле.

Зря, что ли, продвинутые люди придумали химию, безвредную и весёлую…

…Сигарету с «травкой» девчонки прочухали бы с первого прикура, так что этот способ не годился. Единственный путь к их мозгам лежал через запасной вход, то есть через пищеварительный тракт. Фокус с салатом, заправленным специальным маслом, предложил бывалый Лисицын. Говорит, однажды проделывал такое. Марихуана — как стартёр, запускает процесс, смещает сознание. Только одной «травки», к сожалению, мало, на либидо она не действует. Нужно добавить стимулятор, сказал Лисицын. Например, амфетамин, оборот которого практически легален. Ещё лучше «экстази» — амфетамин с глюками. В сочетании с «травой» это средство просто взорвёт реальность; главное, самим принять поменьше, потому как на потенцию всё это влияет не в ту сторону…

А когда Барсуков засомневался, озабоченный моральной стороной дела, старший товарищ доказал на пальцах, что тот не сечёт фишку. Сколько женщину не пои, объяснил Лисицын, она не возляжет с тобой на ложе, на ковёр или на кухонный стол, если в глубине подсознания этого не хочет. Алкоголь только растормаживает спящие в ней желания. Ровно то же с наркотой. Если Белкина ДЕЙСТВИТЕЛЬНО такая однолюбка, какой себя выставляет, никакая химия не пробьёт её на трах с посторонним. А если пробило — значит, сама хотела. Ещё и благодарна будет…

Барсуков согласился.

Оставалось найти повод. Дождаться дня, когда группа торжественно спихнёт эскиз, и — приятного аппетита, подруги…

* * *

Лисицын тонул.

Утончённый интеллектуал, пижон и циник. Местами — остряк. Прирождённый гуляка, генератор всех затей, которыми славилась эта парочка. Тонул — без помощи, без надежды…

Во дворе по-прежнему никого. Барсуков всецело занят своими проблемами. Стерва с видеокамерой то проявляется в оконном проёме, то растворяется во тьме комнаты.

— Не хочу… пожалуйста, не хочу…

Сегодня циник был жалок.

Из песка торчали только голова и руки. Всё — серого цвета. Руками он пытался найти хоть какую-то опору, думая замедлить падение в бездну.

— Это конец, Барсуков…

Да уж, ничего в нём от пижона не осталось: один концентрированный ужас. Стремительно бежали секунды. Человека неудержимо тащило в глубину, к центру Земли.

В ад.

Лисицын завыл. Трусливый зверёк, живущий в каждом из нас, больше не верил в слова. Ещё несколько секунд — и над поверхностью осталось плоское лицо, на котором бешено метались глаза. Рот, живший как будто отдельно от этого лица, сражался с песком. Барсуков отвернулся.

— Помо… — выдохнул утопающий.

Барсуков зажмурился.

— …ги…

Всё.

Тишина стала абсолютной.

Крутануть рукоятки

— Привет.

Девочка стояла возле песочницы. Как появилась, когда подошла, Барсуков не заметил: наверное, слишком был увлечён трагическим зрелищем. Гибнущий на твоих глазах товарищ — это сильная сцена.

— Привет, — механически отозвался он, не сразу врубаясь, что к чему.

— Тонешь? — спросила девочка.

Он вдруг осознал.

— О Господи! Стой, ты мне сейчас поможешь…

— Я? — удивилась она.

— Принеси какую-нибудь доску подлиннее. Поищи сбоку от гаражей. Или трубу какую-нибудь, знаешь, такие тонкие, от водопровода…

— Почему?

— Если ржавая, бери, не бойся. Только поскорее! — жарко закончил он.

— Почему я тебе помогу?

На секунду он оторопел.

— Как — почему?

— Ты уверен, что я тебе помогу. Почему? — Она смотрела на него с любопытством.

Малявке на вид девять или десять… а может, все двенадцать, поди разбери. Тощая, мелкая. Одета очень характерно: в несвежую большую куртку с подвёрнутыми рукавами, в джинсы, обрезанные внизу. Кроссовки размера на два больше и с верёвками вместо шнурков. Куртка расстёгнута, под ней — футболка непонятного цвета. Бомжует ребёнок. Несчастное существо, дитя нашего времени.

— Милая, хорошая, не знаю, как тебя зовут… Если ты ничего не сделаешь, я умру. Понимаешь? Сдохну.

— Мотылькова.

— Чего?

— Мотылькова моя фамилия. Но тётки прозвали Птахой.

Девочка подобрала камень, кинула его на детскую площадку и понаблюдала, как песок поглощает это новое угощение.

Руку её возле кисти украшал бубенчик на тесёмках. Фишка такая. Подростки не могут не подчеркнуть лишний раз свою индивидуальность, особенно девчонки — какой-нибудь заколкой, пуговицей… Тесёмки были завязаны бантом, а бубенчик был тусклый, обшарпанный — других на помойке не найдёшь, — он не звякал, а шуршал.

Барсуков взмолился:

— Ну не стой ты столбом! Кабель найди или провод. Один конец привяжи к скамейке, другой — мне брось… а лучше всего — беги на проспект и кого-нибудь приведи…