Полдень, XXI век, 2003 № 04 - [6]

— Еще одна история, связанная с именем Шамбордая, случилась перед самой войной с фашистами, — продолжила свое информационное сообщение бабка, предварительно смочив горло новой рюмкой напитка. — В печатном виде подробно об этом не говорилось, единственная небольшая заметка была опубликована в «Красной звезде» в марте сорок первого года…

Далее Калерия Карловна рассказала следующее.

На маленьком полустанке под Боготолом при посадке в поезд, следовавший в Красноярск из Лесосибирска, бригадой рабочих-путейцев был задержан некто по фамилии Харахордин, оказавшийся крупным шпионом, выполнявшим задание иностранной фашистской разведки. После того как шпиона доставили под охраной в Краевое Управление НКВД, на теле у него под обильным слоем растительности были обнаружены секретные записи, носящие оборонный характер. Шпион сознался, что в поезд садился для того, чтобы встретиться с резидентом, который должен был его в вагоне побрить и скопировать оборонные сведения с целью передачи их заграничным хозяевам. Таково было официальное газетное сообщение, поступившее из Западно-Сибирского военного округа за подписью корреспондента «Красной звезды» старшего лейтенанта Сапего.

— На самом деле, — уверенно заявила старушка, — никаким шпионом пойманный Харахордин не был. И в поезд он садился не для встречи с высосанным из пальца, мифическим резидентом. Это мне известно доподлинно из источника, которому можно верить. И обильный слой растительности на теле задержанного не имел ничего общего с обычным волосяным покровом. Это была самая настоящая паутина, выделяемая специальными железами. В поезде же его действительно ждали. И ждал Харахордина не кто иной как Лапшицкий. Ждал, да не дождался. Вставила Шамбордаю палку в колеса развернувшаяся тогда по стране кампания по повышению среди населения бдительности. Откуда взялся этот Харахордин, неясно. Что с ним стало потом, неведомо. Были на нем письмена или это лишь плод фантазии красноярских энкэвэдэшных следователей, выполнявших спущенный сверху план по поимке шпионов и диверсантов, тоже остается загадкой. Но очень уж тот довоенный случай напоминает нынешний. Я про Вепсаревича с его паутиной. И опять же — там и здесь Шамбордай.

Калерия Карловна перевернула вверх дном графин, но оттуда не вытекло ни полграмма. Оказывается, пока она говорила, рука ее то и дело тянулась к рюмке, которую перед тем сама же своевременно наполняла. Она поставила опустевший графин на стол, встала и подошла к буфету. Когда она вернулась к столу, в руке у нее было розовощекое яблоко. Калерия поднесла яблоко почти вплотную к паучьей морде.

— Кто первый прочитает скрытые под паутиной слова, тот и станет управлять миром. — В глазах ее заиграл огонь. — Надеюсь, ты понимаешь, что это значит? Это значит — людишкам скоро придет конец. — Закатив глаза от восторга, она тыкала в арахнида яблоком. — Мы покроем мир паутиной, и он вновь будет принадлежать паукам. И я… то есть мы с тобой в этом новом паучьем мире станем главными… станем единственными… станем теми, кто… В общем, сам понимаешь, кем мы с тобой тогда станем. — Калерия вдруг сделалась строгой. Эйфория ее ушла, сменившись будничным, деловым настроем. — Завтра мать Вепсаревича пойдет в больницу навещать сына. Я с ней передам это яблоко, ну, вроде бы как гостинец. Здесь на черенке дырочка, внутри черенок пустой. Ты в него завтра спрячешься и в яблоке проникнешь в палату. А там уже сам прикидывай, судя по обстановке. Ты же у меня умница, Карлушоночек.

— Предлагаю назвать операцию «Троянский конь», — важно сказал представитель несгибаемого племени арахнидов, будущий его повелитель.

— Называй, как хочешь, для меня главное — результат. И нельзя, чтобы нас в этом деле опередили.

Глава 5. Кто не дружит с кипяченой водой

Ванечка, Иван Васильевич Вепсаревич, уже третью неделю мучался в ИНЕБОЛе, что в переводе на нормальный язык означало: Институт Неопознанных медициной Болезней. Мучался он вдвойне — во-первых, от неизвестности, а во-вторых, от назойливых визитов врачей, слетавшихся на его болезнь, как осы на малиновое варенье. Вот и сейчас, услышав шарканье и шум в коридоре, он заранее приготовился к унижениям. Дверь открылась, запахло спиртом. На пороге стоял главврач; из-за толстой его спины выглядывали чьи-то очёчки.

— Вы, Вепсаревич, лежите, вы у нас уникум, раритет, лично я бы к вам и скальпелем не притронулся, в смысле вашей редкой болезни, даже если бы знал причину. — Главврач вплотную подошел к койке, запах спирта сделался гуще. — Его от нас Военно-Медицинская академия хотела переманить. — Главврач теперь обращался к своему невзрачному спутнику, человеку в очках и с усиками на высохшем, испитом лице. — Только им с нами тягаться слабо, у них руки чуточку покороче. — Главврач подмигнул Ивану Васильевичу и, низко наклонив голову, обдал его спиртовым настоем. — А что, уникум, как вы насчет этилового? Дерябнете с нами по полмизинца? Знакомьтесь, это Володька, мой, так сказать, коллега, он тоже по медицинской части. Можете звать его просто Вольдемар Павлович, он не обидится. Я чего его сюда притащил: вас живьем показать — для этого; он же, фома неверующий, не верит, что такое бывает. Думал, я лапшу ему на уши вешаю, он мне даже коньяк проспорил. Кстати, Вова, с тебя коньяк. Сам побежишь или я практикантам свистну? — Главврач радостно потер руки, распахнул на себе халат и извлек из кармана брюк плоскую пластмассовую бутылку.