Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди - [185]

Из маленького хутора в большой шли школьники.

Они остановились поодаль, чтобы пропустить стадо, и смотрели на Мишу и на Гаврика.

Миша, увлеченный защитой Матвеича, сравнивал его со своим колхозным агрономом Миной Сергеевичем, таким же огневым человеком, как старик Иван Никитич. На Мине Сергеевиче держалось и полеводство, и огородничество, а от правления ему же и доставалось больше всех…

И тут-то, в самый неожиданный для Миши и для Гаврика момент, раздался озорной крик:

— Хлопцы! Хлопцы! Бачьте, бригадиры идут!

Миша и Гаврик увидели белобрысую девочку, которая, подражая Гаврику, закинула за спину руки, надула щеки и, высоко поднимая сапоги, прошлась взад и вперед. Ее выходка рассмешила школьников, стоявших тут же стайкой. И это, должно быть, еще больше ободрило девочку, и она придирчиво спросила Мишу и Гаврика:

— Вы почему не в школе? Учены?.. Ох, хлопцы, хлопцы, не я ваша мама! Побачили б лихо!

Она была такой смешной и, грозясь пальцем, так хорошо подражала взрослым, что даже Гаврик не обиделся и сказал:

— Смеетесь зря — школы у нас нету и хат нету.

— Да что ж вы, як суслики у нори?

— В точности, — усмехнулся Миша и коротко рассказал, что осталось от их села, когда его отбили у немцев. Он даже успел объяснить, откуда они возвращаются, но рассказать о том, что шефы скоро построят школу, не успел, потому что Иван Никитич придирчиво закричал:

— Что за общее собрание?! Кому говорю — убавить телятам рациону?!

Миша и Гаврик кинулись к стаду и, наведя там порядок, пошли дальше. Изредка оборачиваясь, они видели, что белобрысую девочку окружили ее товарищи и, сердито размахивая руками, в чем-то ее убеждали. Наверное, то, о чем говорили белобрысой девочке ее товарищи, касалось Миши и Гаврика, потому что все школьники нетерпеливо посматривали в их сторону.

И вдруг девочка вырвалась из плотного кольца товарищей, в одну минуту догнала ребят, сунула одному из них книжку, хотела что-то сказать, но только крикнула:

— Хлопцы, это ж такая книжка — арбузов и меду не треба! — и вихрем умчалась назад.

Книжка была действительно замечательной и хорошо знакомой Мише и Гаврику. На ее обложке, вслед за столяром Лукой Александровичем и его сынишкой Федюшкой, глядя им в спины, шла лохматая, с лисьей мордой собачка. Это была самая настоящая Каштанка, возвращающаяся домой после горестных скитаний, после неудачного дебюта в цирке.

— Миша, махай, махай им шапкой!

Вслед за Гавриком Миша снял шапку, и оба широко замахали. Школьники дружно ответили им. Белобрысая девочка, как флажком, махала сорванной со светлой головы шалью.

— Миша, больше ей! Ей больше! — волновался Гаврик.

И только старик Иван Никитич опять не к месту вспомнил, что телятам «надо убавить молочного рациону».

* * *

Местом обеденной стоянки оказались целинные выпасы с жестким, застаревшим пыреем, с ковыльной белизной на пригорках. В глубокой лощине синел пруд, отражающий безоблачное небо и темное сплетение веток высоких верб.

Глинистые берега пруда были исслежены дугообразными отпечатками малых и больших конских копыт. Недалеко от воды торчали глубоко врытые, очищенные от коры дубовые сучковатые сохи.

К этим сохам ребята привязали дойных коров. Дед же, отогнав телят и остальных коров в конец пруда, где на влажной низине пробивалась по-весеннему свежая зелень, сказал:

— Красно-бурую для спокойствия спутал. Вы уж тут действуйте по всем правилам, как знатные доярки, а я с вещичками пойду туда.

Захватив мешок и сумки, старик пошел к большому двору, обнесенному каменными конюшнями. Во дворе было пусто, и только с крылечка маленького флигеля под камышовой крышей наблюдали за дедом и за ребятами двое мужчин да стояла оседланная лошадь, привязанная к деревянному столбу, поддерживающему кровлю крыльца.

Гаврику первый раз предстояло подоить корову, и Миша должен был научить его новой специальности. Вчера вечером Миша доил коров вместе с тетей Зоей. От нее он узнал немного больше того, чему его научила тетя Даша — кухарка тракторной бригады. Гаврик тем временем был с дедом в доме и поэтому не знал, откуда вдруг в кармане Мишиного полушубка оказались коротенькое чистое полотенце с розовой каймой и кусочек желтого туалетного мыла.

— Получил от тети Зои?

— От нее, — ответил Миша. — Давай-ка руку.

Миша, достав карманный ножичек, стал обрезать Гаврику ногти.

— Она говорила, что так надо?

— Нет. Сам знаешь, что к корове нужен особый, чистый подход… Ты к ней с уважением — и она к тебе…

Это были слова тети Зои, но Миша выдал их за свои, чтобы Гаврик отнесся к нему, как к учителю, с большим уважением.

— А теперь пошли к пруду. Шапки и полушубки можно вот сюда, а рукава засучай повыше.

Сбросив шапки и полушубки, ребята с высоко засученными рукавами опустились на корточки и стали умываться.

Миша за делом наставлял, по-прежнему выдавая чужие слова за свои:

— Руки, руки мыль на совесть и мыло смывай начисто. Всякое мыло чем-нибудь пахнет… Корове может не понравиться.

— Чего же ей, корове?.. Пахнет хорошо.

— Это тебе, а ей, корове, знаешь что нравится?

— Будто ты, Миша, с коровой разговаривал об этом?

С манерой, усвоенной от Ивана Никитича в плотницкой, Миша проговорил: