Поль и Виргиния. Индийская хижина - [10]
Милые дети! Так проводили в невинности вы ваши первые дни, предаваясь благодеяниям. Сколько раз на этом самом месте ваши матери, сжимая вас в объятиях своих, благословляли небо за утешение, которое вы уготовляли их старости, и за то, что они видят вас вступающими в жизнь при столь счастливых предзнаменованиях! Сколько раз в тени этих утесов разделял я с ними сельские трапезы, которые не стоили жизни ни единому живому существу! Тыквы, наполненные молоком, свежие яйца, рисовые лепешки на листьях банана, корзины, нагруженные пататами, мангами, апельсинами, гранатами, бананами, финиками, ананасами, — тут и самые здоровые блюда, и самые яркие краски, и самый вкусный сок!
Беседа бывала столь же приятной и невинной, как эти пиршества. Поль часто говорил о дневной работе и о том, что предстоит завтра. Он вечно раздумывал о чем-либо полезном для всех: тут неудобны дорожки; там плохо сидеть; эти молодые навесы не дают достаточно тени; Виргинии будет лучите вон там.
В дождливую пору они проводили день все вместе, в хижине; и господа и слуги занимались плетением травяных цыновок и бамбуковых корзин. В величайшем порядке расставлены были вдоль стен грабли, топоры, лопаты; рядом с этими земледельческими орудиями лежали продукты, которые добывались ими: мешки рису, снопы ржи и кисти бананов. Изысканность тут соединялась всегда с изобилием. Виргиния, обученная Маргаритой и своей матерью, приготовляла шербеты и крепительные напитки из сока сахарного тростника и лимонов.
С наступлением ночи они ужинали при свете лампы; затем госпожа де-ла-Тур или Маргарита рассказывали какие-нибудь истории о путешественниках, заблудившихся ночью в лесах Европы, полных грабителями, или о крушении какого-нибудь корабля, брошенного бурей на скалы пустынного острова. При этих рассказах чувствительные души детей воспламенялись: они молили небо даровать им милость, послав возможность когда-нибудь оказать гостеприимство подобным несчастливцам. Затем оба семейства расставались, чтобы идти на покой, нетерпеливо ожидая завтрашнего свиданья. Иногда они засыпали под шум дождя, который ливнем лил на кровли хижин, или под шум ветра, который доносил к ним далекий ропот волн, разбивающихся о берег. Они благословляли бога за собственную безопасность, чувство которой удваивалось сознанием далекой беды.
Время от времени госпожа де-ла-Тур читала вслух какую-либо трогательную историю из Ветхого или Нового завета. Они рассуждали мало об этих священных книгах, ибо их вера была вся в чувстве, как вера природы, а нравственность вся в осуществлении, как евангельская. У них не было дней, предназначенных для удовольствия, ни других — для скорби. Каждый день был для них праздничным, и все, что окружало их, было божественным храмом, где они непрестанно восторгались безграничной мудростью, могущественной и дружественной людям. Это чувство доверия к высшей власти наполняло их утешением за прошлое, бодростью в настоящем и надеждой на будущее. Так эти женщины, принужденные несчастием вернуться к природе, развили в себе и в детях своих чувства, данные природой, чтобы помешать нам впасть в несчастие.
Но так как иногда и в самой уравновешенной душе поднимаются облака, омрачающие ее, то в минуту, когда грустил кто-нибудь из членов этого общества, вокруг него собирались остальные и отнимали его у горьких мыслей, скорее при помощи чувств, нежели рассудка. Всякий действовал по-своему: Маргарита — живой веселостью, госпожа де-ла-Тур — кроткой верой, Виргиния — нежными ласками, Поль — откровенностью и сердечностью; даже Мария и Доминг помогали: они грустили с грустящим, они плакали с плачущим. Так слабые растения переплетаются друг с другом, дабы противостоять ураганам.
В хорошую погоду они ходили по воскресеньям к обедне в церковь Апельсинов, колокольня которой видна там, на равнине. Туда прибывали в паланкинах богатые колонисты, которые не раз стремились познакомиться с этими столь дружными семьями и пригласить их на разные увеселения. Но они всегда вежливо и почтительно отклоняли предложения, убежденные, что могущественные люди ищут общества слабых лишь для того, чтобы иметь угодников, и что угождать можно, лишь льстя чужим страстям — хорошим и дурным. С другой стороны, они с не меньшей тщательностью избегали сношений с мелкими колонистами, обычно завистливыми, злоязычными и грубыми. Сначала первые считали их скромными, а вторые — гордыми, но сдержанность их поведения сопровождалась проявлениями учтивости, столь обязательной, в особенности к обездоленным, что мало-помалу они приобрели уважение богатых и доверие бедных.
После обедни к ним часто обращались с просьбой о какой-нибудь доброй услуге. Порой то был какой-нибудь удрученный горем, искавший у них совета, порой ребенок, просивший посетить больную его мать на одном из соседних участков. Они всегда носили с собой кое-какие лекарства, помогающие от обычных болезней колонистов, и пользовали с той готовностью, которая придает великую цену мелким услугам. Особенно успешно врачевали они нравственные страдания, столь невыносимые в одиночестве тому, кто немощен. Госпожа де-ла-Тур говорила с такой верой в божество, что больной, слушая ее, верил в его присутствие. Виргиния часто возвращалась с полными слез глазами, но и с исполненным радостью сердцем, ибо ей выпал случай сделать добро.
