Покушение - [50]

Вначале он даже не расслышал, что звякнул звонок. Пришла графиня Ольденбург.

Константину было нетрудно догадаться, что это фрау Валльнер сообщила ей о нем. А фрау Брайтштрассер знала даже подробности: «Эльстер заманила его в свою комнату. Впрочем, от этой персоны другого и ждать было нечего».

Графиня Ольденбург, казалось, даже не заметила даму, приютившую Константина, что, конечно же, далось ей нелегко, и проговорила:

— Если вы хотите мне что-то сказать, Константин, пойдемте.

Эрика Эльстер ухмыльнулась весело и одновременно пренебрежительно, а Константин последовал за графиней. Через узкий темный коридор они попали в ее комнату, где господствовали в основном светлые тона.

Графиня прочла письмо капитана Бракведе, которое передал ей Константин. Ее лицо стало серьезным, и она проговорила:

— Побудьте у меня, если у вас нет каких-либо более важных дел. Мне будет очень приятно, если вы составите мне компанию. — И она храбро добавила: — Побудьте столько времени, сколько захотите.

19 июля 1944 года полковник Клаус фон Штауффенберг покинул свой кабинет на Бендлерштрассе раньше, чем обычно. Около восьми вечера он отправился домой, на виллу у Ванзее. Его сопровождал брат Бертольд.

Бертольд был единственный человек, которому Клаус доверялся во всем. Даже с нежно любимой женой Ниной он не был столь откровенен, не желая ее огорчать.

Бертольд казался Клаусу воплощением благородства, сердечности, интеллигентности и мужества. Он всегда был для него носителем лучших человеческих качеств, натурой глубокой и в то же время сдержанной. Братья были очень дружны, и не случайно последние часы перед покушением полковник Штауффенберг провел вместе с Бертольдом.

19 июля прошло как обычно. Рабочий день Клауса состоял из бесконечных докладов и звонков. Офицеры, с которыми он в этот день контактировал, не заметили ничего особенного.

В 20.00 пришел Бертольд — он всегда ходил до Бендлерштрассе пешком, поскольку трибунал военно-морских сил располагался в какой-то сотне метров.

— В эти летние дни, — сказал он, — особенно чувствуешь, что нужно быть ближе к природе, чтобы всецело наслаждаться ею.

Клаус кивнул брату, подписал еще несколько представлений, писем и донесений, затем обнял Бертольда своей единственной рукой и повел во двор, где их уже ждала машина.

В Далеме они проезжали мимо кирки. Там как раз шла вечерня. Двери были широко открыты, и звуки органа вырывались на улицу.

Клаус попросил остановиться. Какое-то мгновение, казалось, он не решался переступить порог дома божьего, но затем вошел внутрь. Здесь он некоторое время стоял с поникшей головой. Стоял молча, однако Бертольду почудилось, будто он беззвучно молил; «Боже, помоги мне!»

Часть вторая 20 ИЮЛЯ 1944 ГОДА

Необычные времена требуют необычных действий.

Генерал-полковник Людвиг Бек

СМЕРТЬ, ДРЕМАВШАЯ В ДВУХ ПОРТФЕЛЯХ

20 июля 1944 года, четверг. Этот день вползал в Центральную Европу, словно загнанное, изнемогающее животное. А над искромсанной землей потертым шатром раскинулось небо.

Рассвет чуть забрезжил. Однако смерть уже косила солдат на фронтах, настигая их так же внезапно, как падающий с неба град, отыскивала их в лазаретах и блиндажах, проникала в танки и жилища. И тем не менее люди, подвергавшиеся смертельной опасности, спали порой так же крепко, как уставшие от долгих игр дети. Война продолжалась пять лет и была подобна дикому быку, неистовствовавшему в слепой ярости. Но как раз в эти-то минуты было сделано все, чтобы нанести ей смертельный удар. И казалось, сама история, словно нетерпеливый болельщик, подбадривала криками смельчаков.

В Восточной Пруссии, в ставке, затерянной среди лесов, в бункере с тройным перекрытием, сидел Адольф Гитлер. В эти часы его окружали лишь избранные. И говорил он с ними высокопарно, пытаясь утвердить их в своем мнении.

Окна были приоткрыты. Влажный теплый воздух окутывал истомившихся за долгий день нацистских главарей. Ранее двух часов фюрер никогда не ложился спать, а до тех пор он громоздил свои мысли, наподобие причудливых облаков.

Говорить он мог на любую тему. Однако любимое его занятие заключалось в том, чтобы комментировать собственные действия, ибо он, по его убеждению, олицетворял собой Германию. И Германии предстояло еще доказать, что она достойна фюрера: час испытания наступал — об этом свидетельствовало положение на фронтах, складывавшееся в последние месяцы.

— И я еще несколько месяцев назад в своей речи перед рейхслейтерами и гаулейтерами выразил уверенность, что мы победим, так как должны победить! — не без гордости заявил генерал-полковник Йодль, начальник штаба оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта.

— В противном случае, — дополнил его генерал-фельдмаршал Кейтель, — всемирная история потеряла бы всякий смысл!

— Победа или гибель, — сказал Гитлер рассеянно и привычным движением погладил посапывавшую во сне овчарку. Этот жест всегда вызывал всеобщее умиление. — Но мы погибнем лишь в том случае, если не будем заслуживать победы.

Таким образом, победа была предрешена. В этом, казалось, никто из присутствующих не сомневался. И рейхслейтеру Борману не было необходимости окидывать взглядом, требующим одобрения, окружающих, но он все-таки сделал это. Его явно обрадовало, что Кейтель кивнул энергично, стало быть, косвенно заверил фюрера в своей верности.