Покуда я тебя не обрету - [323]

Врачи с Джеком и профессором Риттером во главе вошли в апартаменты Уильяма, не проронив ни звука. Джек сначала даже решил, что папа их не заметил – он не поднял глаз от книги. Но за несколько лет жизни в психиатрической лечебнице Уильям привык к неожиданным визитам медперсонала – об этом свидетельствовала незакрытая дверь в коридор. У медсестер и врачей, судя по всему, не принято стучать.

На самом деле Уильям прекрасно понял, что у него посетители; он не стал поднимать глаза от книги намеренно. Джек понял почему – папа намекал, что они нарушают его уединение и что он не слишком этим доволен. Уильяму Бернсу и правда нравилось жить в санатории Кильхберг, как и говорил доктор Хорват, однако это вовсе не значило, что ему нравятся все здешние манеры.

– Не говорите ничего, я сам догадаюсь, – сказал папа, упрямо глядя в книгу и сверкая медными браслетами. – У вас было собрание; что еще удивительнее, вы смогли до чего-то договориться. И после этого постановили прислать ко мне делегацию, дабы доложить мне о наиболее любопытных моментах дискуссии. О, как я рад!

Английский без акцента, словно долгие годы, проведенные в чужих странах и чужих церквах, стерли все шотландское, что было в его речи некогда. Американцы так не говорят, но так не говорят и британцы – у Уильяма среднеевропейский английский, какой звучит в Стокгольме и Штутгарте, Хельсинки и Гамбурге, нейтральный английский гимнов и прочей хоровой музыки, звучащей повсюду – от Кастелькиркен в Копенгагене до Аудекерк в Амстердаме.

А сарказм – ну да, значит, Хетер унаследовала его не от своей матери, как думал Джек, а от Уильяма.

– Уильям, что за детские манеры, – сказала доктор фон Pop.

– К вам особый гость, Уильям, – сказал доктор Бергер.

Папа замер – он бросил читать, но до сих пор не поднял глаза.

– К вам пожаловал издалека ваш сын, Джек! Сегодня он ведет вас на ужин! – воскликнул профессор Риттер.

– И не куда-нибудь, а в «Кроненхалле»! – прогрохотал доктор Хорват.

Уильям закрыл книгу, закрыл глаза; казалось, он может видеть сына и сквозь опущенные веки. Джек отвернулся и стал разглядывать фотографии на стенах; он не мог смотреть на него так, пусть сначала откроет глаза.

– Мы оставим вас наедине, – с неохотой сказал профессор Риттер.

Джек ожидал увидеть свои фотографии – вырезанные из киножурналов. Они и правда висели на стенах – но их оказалось куда меньше, чем других, о существовании которых Джек даже подозревать не мог (к тому же его фотографии были куда многочисленнее снимков Хетер!).

Вот Джек на сцене школы Св. Хильды, в какой-то из пьес мисс Вурц. Вот он играет «невесту по почте», в платье, залитом бутафорской кровью. Наверное, эти снимки сделали мисс Вурц и мистер Рэмзи. Джек не сомневался – это Каролина прислала их папе.

Хорошо, но откуда фотографии Джека и Эммы? Некоторые – где они на кухне у миссис Уикстид – могла сделать Лотти, но кто снимал Джека с Эммой дома у миссис Оустлер, кто снимал Джека в спортзале у Ченко, кто снимал его на борцовском ковре в Реддинге? И кто прислал их папе, Лесли? Это что же, Джекова мама несколько смягчила свое эмбарго?

Но ведь ни Лесли, ни Алиса ни разу не появлялись в Реддинге. Выходит, отцу эти фотографии прислал тренер Клум? А вот фотографии с ковра в Эксетере, наверное, эти папе прислали тренеры Хадсон и Шапиро.

Джек услышал, как тихо закрывается входная дверь, и повернулся к отцу. Тот уже открыл глаза, лежал на кровати, улыбаясь. Интересно, сколько времени он уже меня разглядывает, подумал Джек. Сам он не успел осмотреть подробно и одной пробковой доски, а их в спальне было десятка два, он успел заметить лишь малую толику фотографий, но этого хватило, чтобы понять – папа построил свой мир из фотографий Джекова детства и юности. Видимо, поэтому-то Хетер и говорила, что ненавидела его – визуально Джек занимал в папином больничном мире куда больше места, чем она.

– Я уж думал, ты меня забыл, – сказал папа; реплика Радужного Билли, Джеку она нравилась, папа произнес ее точно так, как в кино.

Джек обвел комнату рукой, показывая на фотографии.

– А я думал, ты забыл меня! – выпалил он своим голосом, совсем не как Радужный Билли.

– Мой дорогой малыш, – сказал папа и похлопал рукой по кровати; Джек сел рядом. – У тебя еще нет своих детей, но когда они у тебя появятся, ты поймешь – детей невозможно забыть!

Тут только Джек заметил у отца на руках перчатки. Дамские, судя по всему, – сидят очень плотно, но сделаны из тонкого материала, так что Уильям без труда может в них переворачивать страницы. Цвет светло-коричневый, почти телесный.

– У меня такие уродливые руки, – прошептал Уильям. – Они состарились раньше меня самого.

– Дай посмотреть, – сказал Джек.

Уильям снял перчатки, поморщился от боли пару раз, но сыну помочь не позволил. Джек взял отца за руки – немного дрожат, словно от холода, а Джеку-то казалось, что в спальне жарко. Как искорежены костяшки, в самом деле, даже кольцо надеть нельзя, а надев, нельзя снять – впрочем, Уильям колец не носил. Узлы Гебердена оказались куда массивнее, чем Джек воображал.

– В остальном я в порядке, – сказал папа и положил руку на сердце. – Только здесь что-то не так, периодически. И здесь, – он поднес палец к виску, словно целился себе в голову из пистолета, и хитро улыбнулся. – А ты как?