Покуда есть Россия - [82]

Давным-давно — Силантий помнит тот миг чётко, будто вчера случившееся, — отец посадил его на коня, впряжённого в борону. Чернело вспаханное поле, кружили грачи с криком, и выглянувшее солнце коснулось сначала дальнего края, а потом резво побежало по земле…

А воевать что, он, Егоров, и повоевать сумеет, коли за правое дело…

Чем выше к перевалу уходил авангард, тем труднее становился путь: горы в заснеженном лесу, крутой подъём, сузившаяся местами до тропы дорога, гладкая, как зеркало, и скользкая, как каток.

Кони не держали орудия, и они откатывались назад. По ротам подали команду:

— Принять лямки, снаряды в руки!

Впряглись, потащили. Ноги разъезжались на льду, канат обжигал ладони, руки кровоточили. Пройдут несколько шагов, подложат камни под колёса, отдохнут и снова за лямки.

— Преображенцы, слушай мою команду! — раздался голос ротного. — Первый взвод, руби во льду насечки, сбивай с дороги камни!

Ноги по насечённому льду скользили меньше. Пошли веселее. Дорога потянулась над заснеженным ущельем.

— Стере-еги-ись! — Передавали один другому об опасности.

За полдень поднялись к вершине. Лес закончился. Кругом, куда ни смотрел Силантий Егоров, повсюду изрезы гор и снеговые шапки.

Разыгрался ветер, резкий, пронзительный, будто и шинели на тебе нет. Генерал Раух торопил. Проводники утверждали: быть метели.

Спуск, крутой, безлесный, оказался ещё труднее подъёма. Чтобы притормозить орудия, солдаты разбивались на группы, цеплялись за скользкие колёса. Появились болгары, стали рядом с орудийной прислугой, принимали пушки на себя, удерживали испуганных лошадей. Те жалобно ржали, рвали постромки, гремели барками…

К ночи Преображенский полк вступил в Чурьяк, а остальные силы авангарда, занесённые снегом, ночевали на перевале и подтянулись в Чурьяк лишь на второй день.

Узнав, что российская армия двинулась в зимнее наступление через перевал, Бисмарк, выколотив трубку о подошву своего сапога, изрёк философски:

— С этими россиянами не соскучишься. Для Османской Порты пробил час.

И, окликнув слугу, велел готовить охотничьи доспехи, на что хитрый баварец съязвил:

— Не далее как на прошлой неделе я слышал иное: «Русские не перейдут Балканы зимой».

— Продолжай, продолжай, Курт, смелее!

— А ещё: если турки ум не растеряли, у них есть время собрать армию для контрудара.

— Не совсем точно, Курт. Я ещё высказал сомнение, имеют ли турки ум. — Потом поднёс тяжёлый кулак к красному носу слуги: — Не умничай, Курт, забудь прежнее, истина сегодня! — Крутнув большой головой, крепко сидящей на толстой шее, Бисмарк добавил: — Я не знаю больше другой такой загадочной страны, как Россия, и не доведи Бог Германии с нею воевать.

В Чурьяк Гурко со штабом прибыл вслед за козловцами и казачьей бригадой. Ни словом не упрекнув начальника колонны за задержку — убедился лично: вины Рауха в том нет, солдаты сделали всё, что могли. Иосиф Владимирович велел немедленно выслать в Негошево для прикрытия выхода из Чурьякского ущелья Преображенский полк, а Козловский — в Потош.

Нарядив офицера связи с пакетом к главнокомандующему, Гурко стал ждать сведений от других начальников отрядов.

Сообщения поступали неутешительные. Преодолев Умургачевский перевал, правая колонна хотя и заняла Желяву и Буково, но ценой великих потерь. И не в бою, — османы даже не пытались оказать сопротивление — ненастье едва не погубило архангелогородцев.

Генерал Вельяминов рапортовал: «Едва выступили с бивака, полил дождь. Шинели промокли, отяжелели… Дорога на перевал перешла в узкую заснеженную тропу. Колонны растянулись в длинную цепь. Дождь сменился морозом и ветром, шинели сковало в железо… Отдать распоряжение о привале, дабы солдаты обсушились у костров, не мог. Колонна не обеспечена топорами, а лес крупный, буковый… Ещё хуже дело обстояло на вершине. Сбились с пути, снег заметал следы… Спасли болгары, они явились на помощь, вывели на тропу, увезли обмороженных…»

Не обрадовало и сообщение начальника левой колонны генерала Дандевиля. Не дойдя до перевала через Бабу-Гору, он, из-за ненастья и бездорожья, дал приказ возвращаться на исходные позиции…

Немного утешили Иосифа Владимировича преображенцы и козловцы. После небольшой стычки Преображенский полк занял Негошево, а Козловский вступил в Потоп и Телешкину.

Обогнав преображенцев, казачья бригада вырвалась на Софийское шоссе, парализовав передвижение турецких обозов.

В штабе генерала Гурко срочно пересматривались прежние диспозиции. В помощь преображенцам на позиции у Негошево бросили измайловцев и гвардейских стрелков, а из Потопа подтянули два батальона козловцев.

Под прикрытием негошевского заслона в разыгравшийся снежный буран двинулись в Забалканье главные силы отряда Гурко.

Фирман султана провозгласил Сулейман-пашу главнокомандующим балканскими войсками. По этому поводу Сулейман горько высказался:

— Великий султан Абдул-Хамид однажды даровал мне титул сердер-экрема, но вторым фирманом он пожаловал звание главнокомандующего Мехмет-Али-паше. Не ответите ли вы, мои достойные военачальники, отчего милостив великий султан к Мехмету? Не потому ли, что зацепился за рущукский четырёхугольник, как тонущий за спасателя?