Покровка. Прогулки по старой Москве - [8]

И долго еще по Москве ходили сказки: «А Лобное это место вот почему: ведь когда надо было рубить голову человеку или, скажем, только спустить с него шкуру, сейчас велят ему молиться и кланяться народу. Вот он и молится, и кланяется, стукается лбом… Вот от этого самого оно и есть Лобное… Ну, тоже когда голову снесут: упадет и стукается лбом… Мало ли голов слетало – все кровью залито было… Вот оно, какое это место».

Все-таки некоторые мифы поразительно и противоестественно устойчивы.

Лавки не для сидения

Здание Гостиного двора (улица Ильинка, 2) построено в 1805 году по проекту архитектора Д. Кваренги.

В дореволюционную эпоху Китай-город считался этаким купеческим центром Москвы. Гостиный же двор – центром этого центра.

Нечто подобное упоминал Сигизмунд Герберштейн в далеком шестнадцатом веке: «Недалеко от крепости (в смысле, от Кремля – АМ.) есть большой, обнесенный стенами дом, называемый двором господ купцов, в котором купцы живут и хранят свои товары».

Спустя столетие двор перестроили, и другой иностранец вспоминал о нем в таких словах: «Двор так заполнен санями, всякими товарами и народом, что нельзя пройти, но нужно беспрестанно пролезать. Тогда там найдешь осетров и стерлядей, лежащих для продажи многими сотнями друг на друге, также много черной икры».

Здесь же находилась и аптека – первая в Москве. Профиль того медицинского учреждения был, мягко говоря, своеобразен: «Указал Великий Государь продавать из нее спирты, водки и всякие лекарства всяких чинов людям по указной книге».

То есть по рецепту.

Когда же в 1805 году открыли новенькое здание Гостиного двора, большинство жителей Москвы даже и не подумало воспринимать его как нечто принципиально новое и современное. Николай Карамзин в своей дотошнейшей «Записке о московских достопамятностях», составленной в 1817 году, спустя всего-то ничего после постройки этого сооружения, и вовсе не счел нужным останавливаться на обновке: «В Китае-городе… представляется глазам нашим богатейший, огромнейший Гостиный двор в России. Он стоит на сем месте уже пятый век. Древнейшие иноземные путешественники удивлялись там богатству и дешевизне Азиатских товаров. Старые имена некоторых рядов ныне уже непонятны, наприм.: Суровского, Москатильного; первый назван так от города Сурожа, или Судака, откуда шли в Москву шелковые ткани».

Новое сооружение было довольно далеко от совершенства. Александр Ушаков (писавший о Москве под звучным псевдонимом Н. Скавронский) сетовал: «Гостиный двор представляет… неудобства… потому что, продуваемый насквозь, защищен крайне плохо разбитыми во многих местах ветхими рамами и нижнею своею частию совершенно открыт всем причудливым фантазиям нашего климата, дарящим нас хоть бы такою зимою, как прошлая, или хоть подобным мартом или апрелем, как текущего года. Был план сделать теплым Гостиный двор, сделана была, как мы слышали, и смета, собиралась для этого компания, но дело остановилось ни на чем. Не потому ли, может быть, что большинство лавок и в Гостином дворе, и в Городе (в Китай-городе – АМ.) принадлежит людям, защищенным от холода своею собственною шубою, слоем жира в несколько пальцев толщины и подогревающими винными парами?»

А в ночное время было страшно даже появляться рядышком с этим торговым комплексом. Бытописатель П. Богатырев с ужасом вспоминал: «Здесь на ночь арки загораживались досками, а сторожа спускали под арки огромных, очень злых овчарных собак, готовых разорвать каждого смельчака, пожелавшего проникнуть в амбар за чужим добром», – не исключая, что иная чересчур усердная «овчарная собака» вылезала поохотиться на улицу Ильинку.

В начале же двадцатого столетия Гостиный двор более-менее исправили. Да и ритм жизни этого учреждения начал убыстряться – подстать ритму века. Живо и в подробностях его описывал Петр Боборыкин: «Пробило три часа. В рядах старого Гостиного двора притихло. И с утра в них мало движения. Под низменными сводами приютились „амбары“… Эти лавки смотрят невзрачно, за исключением нескольких, отделанных уже по-новому – с дорогими стеклами в дубовых и ореховых дверях с фигурными чугунными досками. Вдоль стен стоят соломенные диваны и козлы, на каких купцы любят играть в „дамки“ и „поддавки“. Кое-где сидят сухие пожилые приказчики в длинных ваточных чуйках или просторных пальто с бобром и однозвучно перекидываются словами. Выползет с внутреннего двора, из-под сводчатых ворот, огромный воз с товаром. Лошадь встанет, вся вытянется, напрягутся жилы».

Снаружи двор, похоже, был всегда невзрачным, покосившимся, облезлым. Зато внутри – множество разных миров. Каждый был волен обустраивать свою контору как угодно. Кто-то экономил, вкладывая деньги в оборот. Кто-то, наоборот, заботился о респектабельности офиса. Например, купец Н. Варенцов писал о посещении конторы купцов Хлудовых: «Расторопный артельщик, снявший с меня пальто, указал путь в правление, находящееся на втором этаже, там другой артельщик пошел доложить директорам. Принят был немедленно».

Что ж, Хлудовы за репутацией следили.

Впрочем, не все было гладко у этих купцов. Продолжение истории таково: «В кабинете застал двух директоров: Дмитрия Родионовича Вострякова и Николая Александровича Лукутина.