Покров для архиепископа - [65]

Фурий Лициний залился краской и бросил ему монету; Набур ее поймал, и молодой стражник, отвернувшись, молча забрался в повозку.

Никто не проронил ни слова, пока Лициний вез их обратно вдоль Тибра, свернув наискосок через Мурсийскую долину и потом на восток, к Латеранскому дворцу.

Когда они остановились у ступеней дворца, к ним навстречу бегом спустился декурион Марк Нарсес.

— Сестра, у меня новость о брате Осимо Ландо, — выдохнул он.

— Очень хорошо, — ответила Фидельма. — Значит, мы, по крайней мере, сможем что-нибудь узнать о связях Ронана Рагаллаха. Так что же, почему Осимо Ландо сегодня не было на работе? Он болен?

Марк Нарсес серьезно посмотрел на нее и покачал головой. Она поняла, что он ответит, еще до того, как он начал говорить.

— Я сожалею, сестра, но брат Осимо Ландо мертв.

— Мертв? — ахнул Эадульф.

— Задушен? — спокойно уточнила Фидельма.

— Нет, сестра. Совсем недавно он спрыгнул с акведука Клавдия на каменную мостовую. И разбился насмерть.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Самоубийство? — с сомнением произнесла Фидельма, задумчиво глядя на юного Фурия Лициния. — Вы уверены?

— Абсолютно, — подтвердил Лициний. — Несколько человек видели, как Осимо Ландо взбирался вверх по акведуку, а потом бросился вниз прямо на мостовую.

Некоторое время она сидела молча, склонив голову в раздумье. Смерть Осимо Ландо не только ничего не прояснила, — наоборот, головоломка стала еще запутаннее.

Они с Эадульфом сидели в оффициуме Палаты Чужеземцев, где прежде работали Осимо и Ронан. Лициний был отправлен разузнать как можно больше о смерти Осимо, а Фидельма и Эадульф тем временем обыскали комнату. Но не нашли ничего, что указывало бы на какие бы то ни было связи Ронана Рагаллаха с арабами. Собственно говоря, на его рабочем месте было только несколько разрозненных непонятных записей и старинная книга на греческом — медицинский трактат. Эта книга, вероятно, представляла большую ценность, так как Ронан аккуратно завернул ее в мешковину и спрятал под стопку бумаг, подальше от посторонних глаз. Больше на его столе почти ничего не было, кроме стопок писем из различных церквей Северной Африки, искавших у Рима поддержки и наставления.

Эадульф был мрачен.

— Может ли быть, что Осимо покончил с собой в порыве раскаяния в том, что убил Ронана? — предположил он, но в голосе его не было никакой уверенности.

Фидельма даже не стала отвечать.

— Нам нужно осмотреть жилище Осимо Ландо. Он жил во дворце?

Лициний покачал головой.

— Он снимал комнату там же, где и Ронан Рагаллах. На постоялом дворе Биэды.

— Ах да, конечно, — со вздохом сказала Фидельма. — Я могла бы и догадаться. Тогда пойдемте. Может быть, мы найдем там разгадку?

На этот раз Фурий Лициний повел их коротким путем через дворец. Помещения Палаты Чужеземцев находились на верхнем этаже двухэтажного здания. Лициний не стал спускаться по мраморным ступеням вниз, а вышел через дверь на деревянную галерею, соединявшую здания. Галерея проходила над внутренним двором и вела в строение, которое Лициний показывал им в прошлый раз — Scala Sancta, где хранилась восстановленная Святая Лестница, по которой спускался Христос, когда выходил из судилища Пилата.

Тут Фидельма, оторвавшись от своих размышлений и словно забыв о деле, стала расспрашивать об этом здании. Эадульф порой не мог понять ее отношения ко времени. Казалось, что таково свойство многих из ее страны — вообще не придавать времени большого значения.

— Сама Святая Святых находится в центре этого здания, — ответил Лициний, когда они остановились посреди галереи, чтобы рассмотреть хранилище святыни. — Ворота туда закрыты. Я поведу вас другим путем к часовне преподобной Елены. А оттуда уже будет прямая дорога к выходу из дворца, как раз около акведука Клавдия. Это короткий путь к гостинице Биэды.

Фидельма в задумчивости оглядела здание Святой Лестницы.

— Почему же это священное место для нас закрыто? — спросила она.

— Там внутри есть темная комната с только одной железной решеткой вместо окна. И ни одной женщине, — он сделал ударение на этом слове, — не дозволено входить туда. Там находится святой алтарь, перед котором даже сам Его Святейшество не может совершать службу.

Фидельма чуть улыбнулась.

— В самом деле? Тогда от такого алтаря нет никакой пользы.

В первый момент Лициний заметно возмутился. А потом неожиданно для себя пожал плечами, соглашаясь. Алтарь, перед котором не может совершать мессу никто, даже Его Святейшество, — и в самом деле бесполезен.

И молча он повел их дальше по деревянной галерее, которая сворачивала от Святая Святых под прямым углом и на высоте одного этажа пересекала еще один двор, соединяясь с маленькой часовней.

— А вот и часовня преподобной Елены, матери Константина. Она собрала множество святых реликвий, которые выставлены здесь, чтобы паломники могли им поклониться, — объяснил Лициний.

Коридор оканчивался дверью, у которой стоял одинокий, скучающий стражник. Он почтительно отсалютовал Лицинию и, наклонившись, отпер дверь и впустил их внутрь.

Они вошли и оказались на деревянной галерее, высоко над мозаичным полом круглого здания. В темном сводчатом пространстве часовни отдавался эхом чей-то шепот. Вдруг послышался какой-то громкий звук, от чего Фидельма подалась вперед и схватила Фурия Лициния за плечо, чтобы он остановился. Жестом она велела ему и Эадульфу молчать. Затем, нахмурясь, подошла к краю галереи и посмотрела вниз, на мозаичный пол и на столы с реликвиями, выставленными на обозрение паломников. Почти прямо под тем местом, где была Фидельма, стояли двое. Монахиня, на вид молодая, немного сутулилась. Человек в монашеском одеянии рядом с ней держался прямо. Было видно, что они поглощены разговором, горячим и доверительным. Говорила в основном женщина. Мужчина все больше кивал. Что-то — она не знала точно, что именно — побудило Фидельму дать спутникам знак к тишине. Шепот показался ей знакомым, а теперь знакомыми казались и фигуры. Она глядела вниз, напрягая слух, пытаясь уловить слова, но эхо искажало шепот, и нельзя было разобрать ни слова.