Покой нам только снится - [46]

Грозись, грозись над головою,

Звезды ужасной красота!

Смолкай сердито за спиною,

Однообразный треск винта!

Но гибель не страшна герою,

Пока безумствует мечта!

Сентябрь 1910

«Ты помнишь? В нашей бухте сонной …»

Ты помнишь? В нашей бухте сонной

Спалá зеленая вода,

Когда кильватерной колонной

Вошли военные суда.

Четыре – серых. И вопросы

Нас волновали битый час,

И загорелые матросы

Ходили важно мимо нас.

Мир стал заманчивей и шире,

И вдруг – суда уплыли прочь.

Нам было видно: все четыре

Зарылись в океан и в ночь.

И вновь обычным стало море,

Маяк уныло замигал,

Когда на низком семафоре

Последний отдали сигнал…

Как мало в этой жизни надо

Нам, детям, – и тебе и мне.

Ведь сердце радоваться радо

И самой малой новизне.

Случайно на ноже карманном

Найди пылинку дальних стран –

И мир опять предстанет странным,

Закутанным в цветной туман!

1911 – 6 февраля 1914

Aber’Wrach, Finistère

«Благословляю всё, что было …»

Благословляю всё, что было,

Я лучшей доли не искал.

О, сердце, сколько ты любило!

О, разум, сколько ты пылал!

Пускай и счастие и муки

Свой горький положили след,

Но в страстной буре, в долгой скуке –

Я не утратил прежний свет.

И ты, кого терзал я новым,

Прости меня. Нам быть – вдвоем.

Всё то, чего не скажешь словом,

Узнал я в облике твоем.

Глядят внимательные очи,

И сердце бьет, волнуясь, в грудь,

В холодном мраке снежной ночи

Свой верный продолжая путь.

15 января 1912

Послания

1. Юрию Верховскому

(При получении «Идиллий и элегий»)

Дождь мелкий, разговор неспешный,

Из-под цилиндра прядь волос,

Смех легкий и немножко грешный –

Ведь так при встречах повелось?

Но вот – какой-то светлый гений

С туманным факелом в руке

Занес ваш дар в мой дом осенний,

Где я – в тревоге и в тоске.

И в шуме осени суровом

Я вспомнил вас, люблю уже

За каждый ваш намек о новом

В старинном, грустном чертеже.

Мы посмеялись, пошутили,

И всем придется, может быть,

Сквозь резвость томную идиллий

В ночь скорбную элегий плыть.

Сентябрь 1910

2. Валерию Брюсову

(При получении «Зеркала теней»)

И вновь, и вновь твой дух таинственный

В глухой ночи, в ночи пустой

Велит к твоей мечте единственной

Прильнуть и пить напиток твой.

Вновь причастись души неистовой,

И яд, и боль, и сладость пей,

И тихо книгу перелистывай,

Впиваясь в зеркало теней…

Пусть, несказáнной мукой мучая,

Здесь бьется страсть, змеится грусть,

Восторженная буря случая

Сулит конец, убийство – пусть!

Что жизнь пытала, жгла, коверкала,

Здесь стало легкою мечтой,

И поле траурного зеркала

Прозрачной стынет красотой…

А красотой без слов повелено:

«Гори, гори. Живи, живи.

Пускай крыло души прострелено –

Кровь обагрит алтарь любви».

20 марта 1912

3. Владимиру Бестужеву

(Ответ)

Да, знаю я: пронзили ночь отвека

Незримые лучи.

Но меры нет страданью человека,

Ослепшего в ночи!

Да, знаю я, что втайне – мир прекрасен

(Я знал Тебя, Любовь!),

Но этот шар над льдом жесток и красен,

Как гнев, как месть, как кровь!

Ты ведаешь, что некий свет струится,

Объемля всё до дна,

Что ищет нас, что в свисте ветра длится

Иная тишина…

Но страннику, кто снежной ночью полон,

Кто загляделся в тьму,

Приснится, что не в вечный свет вошел он,

А луч сошел к нему.

23 марта 1912

4. Вячеславу Иванову

Был скрипок вой в разгаре бала.

Вином и кровию дыша,

В ту ночь нам судьбы диктовала

Восстанья страшная душа.

Из стран чужих, из стран далеких

В наш огнь вступивши снеговой,

В кругу безумных, томнооких

Ты золотою встал главой.

Слегка согбен, не стар, не молод,

Весь – излученье тайных сил,

О, скольких душ пустынный холод

Своим ты холодом пронзил!

Был миг – неведомая сила,

Восторгом разрывая грудь,

Сребристым звоном оглушила,

Секучим снегом ослепила,

Блаженством исказила путь!

И в этот миг, в слепящей вьюге,

Не ведаю, в какой стране,

Не ведаю, в котором круге,

Твой странный лик явился мне…

И я, дичившийся доселе

Очей пронзительных твоих,

Взглянул… И наши души спели

В те дни один и тот же стих.

Но миновалась ныне вьюга.

И горькой складкой те года

Легли на сердце мне. И друга

В тебе не вижу, как тогда.

Как в годы юности, не знаю

Бездонных чар твоей души…

Порой, как прежде, различаю

Песнь соловья в твоей глуши…

И много чар, и много песен,

И древних ликов красоты…

Твой мир, поистине, чудесен!

Да, царь самодержавный – ты.

А я, печальный, нищий, жесткий,

В час утра встретивший зарю,

Теперь на пыльном перекрестке

На царский поезд твой смотрю.

18 апреля 1912

5. Анне Ахматовой

«Красота страшна», – Вам скажут –

Вы накинете лениво

Шаль испанскую на плечи,

Красный розан – в волосах.

«Красота проста», – Вам скажут –

Пестрой шалью неумело

Вы укроете ребенка,

Красный розан – на полу.

Но, рассеянно внимая

Всем словам, кругом звучащим,

Вы задумаетесь грустно

И твердите про себя:

«Не страшна и не проста я;

Я не так страшна, чтоб просто

Убивать; не так проста я,

Чтоб не знать, как жизнь страшна».

16 декабря 1913

«И вновь – порывы юных лет …»

И вновь – порывы юных лет,

И взрывы сил, и крайность мнений…

Но счастья не было – и нет.

Хоть в этом больше нет сомнений!

Пройди опасные года.

Тебя подстерегают всюду.

Но если выйдешь цел – тогда

Ты, наконец, поверишь чуду,

И, наконец, увидишь ты,

Что счастья и не надо было,

Что сей несбыточной мечты

И на полжизни не хватило,

Что через край перелилась

Восторга творческого чаша,

И всё уж не мое, а наше,