Покой нам только снится - [18]

К ночи канет ввысь…

Ночью девушкам приснится,

Прилетит из туч

Конь – мгновенная зарница,

Всадник – беглый луч…

И, как луч, пройдет в прохладу

Узкого окна,

И Царевна, гостю рада,

Встанет с ложа сна…

Или, в злые дни ненастий,

Глянет в сонный пруд,

И его, дрожа от страсти,

Руки заплетут.

И потом обманут – вскинут

Руки к серебру,

Рыбьим плёсом отодвинут

В струйную игру…

И душа, летя на север

Золотой пчелой,

В алый сон, в медовый клевер

Ляжет на покой…

И опять в венках и росах

Запоет мечта,

Засверкает на откосах

Золото щита,

И поднимет щит девица,

И опять вдали

Всадник встанет, конь вздыбится

В голубой пыли…

Будут вёсны в вечной смене

И падений гнёт.

Вихрь, исполненный видений, –

Голубиный лёт…

Чтó мгновенные бессилья?

Время – легкий дым…

Мы опять расплещем крылья,

Снова отлетим!

И опять, в безумной смене

Рассекая твердь,

Встретим новый вихрь видений,

Встретим жизнь и смерть!

Апрель – май 1904. С. Шахматово

«В час, когда пьянеют нарциссы…»

В час, когда пьянеют нарциссы,

И театр в закатном огне,

В полутень последней кулисы

Кто-то ходит вздыхать обо мне…

Арлекин, забывший о роли?

Ты, моя тихоокая лань?

Ветерок, приносящий с поля

Дуновений легкую дань?

Я, паяц, у блестящей рампы

Возникаю в открытый люк.

Это бездна смотрит сквозь лампы –

Ненасытно-жадный паук.

И, пока пьянеют нарциссы,

Я кривляюсь, крутясь и звеня…

Но в тени последней кулисы

Кто-то плачет, жалея меня.

Нежный друг с голубым туманом,

Убаюкан качелью снов.

Сиротливо приникший к ранам

Легкоперстный запах цветов.

26 мая 1904. С. Шахматово

«Вот он – ряд гробовых ступеней…»

Вот он – ряд гробовых ступеней.

И меж нас – никого. Мы вдвоем.

Спи ты, нежная спутница дней,

Залитых небывалым лучом.

Ты покоишься в белом гробу.

Ты с улыбкой зовешь: не буди.

Золотистые пряди на лбу.

Золотой образок на груди.

Я отпраздновал светлую смерть,

Прикоснувшись к руке восковой.

Остальное – бездонная твердь

Схоронила во мгле голубой.

Спи – твой отдых никто не прервет.

Мы – окрай неизвестных дорог.

Всю ненастную ночь напролет

Здесь горит осиянный чертог.

18 июня 1904. С. Шахматово

Из книги второй (1904–1908)

Город (1904–1908)

Последний день

Ранним утром, когда люди ленились шевелиться,

Серый сон предчувствуя последних дней зимы,

Пробудились в комнате мужчина и блудница,

Медленно очнулись среди угарной тьмы.

Утро копошилось. Безнадежно догорели свечи,

Оплывший огарок маячил в оплывших глазах.

За холодным окном дрожали женские плечи,

Мужчина перед зеркалом расчесывал пробор в волосах.

Но серое утро уже не обмануло:

Сегодня была она, как смерть, бледна.

Еще вечером у фонаря ее лицо блеснуло,

В этой самой комнате была влюблена.

Сегодня безобразно повисли складки рубашки,

На всем был серый постылый налет.

Углами торчала мебель, валялись окурки, бумажки,

Всех ужасней в комнате был красный комод.

И вдруг влетели звуки. Верба, раздувшая почки,

Раскачнулась под ветром, осыпая снег.

В церкви ударил колокол. Распахнулись форточки,

И внизу стал слышен торопливый бег.

Люди суетливо выбегали за ворота

(Улицу скрывал дощатый забор).

Мальчишки, женщины, дворники заметили что-то,

Махали руками, чертя незнакомый узор.

Бился колокол. Гудели крики, лай и ржанье.

Там, на грязной улице, где люди собрались,

Женщина-блудница – от ложа пьяного желанья –

На коленях, в рубашке, поднимала руки ввысь…

Высоко – над домами – в тумане снежной бури,

На месте полуденных туч и полунощных звезд,

Розовым зигзагом в разверстой лазури

Тонкая рука распластала тонкий крест.

3 февраля 1904

Петр

Евг. Иванову

Он спит, пока закат румян.

И сонно розовеют латы.

И с тихим свистом сквозь туман

Глядится Змей, копытом сжатый.

Сойдут глухие вечера,

Змей расклубится над домами.

В руке протянутой Петра

Запляшет факельное пламя.

Зажгутся нити фонарей,

Блеснут витрины и тротуары.

В мерцаньи тусклых площадей

Потянутся рядами пары.

Плащами всех укроет мгла,

Потонет взгляд в манящем взгляде.

Пускай невинность из угла

Протяжно молит о пощаде!

Там, на скале, веселый царь

Взмахнул зловонное кадило,

И ризой городская гарь

Фонарь манящий облачила!

Бегите все на зов! на лов!

На перекрестки улиц лунных!

Весь город полон голосов

Мужских – крикливых, женских –

струнных!

Он будет город свой беречь,

И, заалев перед денницей,

В руке простертой вспыхнет меч

Над затихающей столицей.

22 февраля 1904

Поединок

Дни и ночи я безволен,

Жду чудес, дремлю без сна.

В песнях дальних колоколен

Пробуждается весна.

Чутко веет над столицей

Угнетенного Петра.

Вечерница льнет к деннице,

Несказáнней вечера.

И зарей – очам усталым

Предстоит, озарена,

За прозрачным покрывалом

Лучезарная Жена…

Вдруг летит с отвагой ратной –

В бранном шлеме голова –

Ясный, Кроткий, Златолатный,

Кем возвысилась Москва!

Ангел, Мученик, Посланец

Поднял звонкую трубу…

Слышу кóней тяжкий танец,

Вижу смертную борьбу…

Светлый Муж ударил Деда!

Белый – черного коня!..

Пусть последняя победа

Довершится без меня!..

Я бегу на воздух вольный,

Жаром битвы утомлен…

Бейся, колокол раздольный,

Разглашай весенний звон!

Чуждый спорам, верный взорам

Девы алых вечеров,

Я опять иду дозором

В тень узорных теремов:

Не мелькнет ли луч в светлице?

Не зажгутся ль терема?

Не сойдет ли от божницы

Лучезарная Сама?

22 февраля 1904

Обман

В пустом переулке весенние воды

Бегут, бормочут, а девушка хохочет,

Пьяный красный карлик не дает проходу,