Покорители вечных бурь - [31]

— Есть.

Первое, что бросилось в глаза старику, когда он просунулся в люк гондолы, — смертельно бледное, спокойное лицо Александрова. Он лежал на борту около самого люка. Правая рука его была обмотана красной лентой разрывной вожжи. Дед коснулся пальцами лба Александрова.

— Должен быть живой, — пробормотал он. — Ведь только что разрывное вскрывал. Да и Панюшкин тоже жив. Стонет. Но его я потом выну. Раздевать его придется…

Дед легко приподнял своими могучими руками Александрова, аккуратно просунул его в люк и положил на руки подбежавшему врачу и Николаю. Затем он вскрыл скафандр Панюшкина, освободил его из высотной одежды и также вынул из гондолы.

— Эх, и досталось же ребятам! — горестно развел руками подошедший шофер трехтонки.

Глава IX. Приземление мечты

Комиссия по расследованию аварии СЭС прибыла на самолете из Москвы наутро через день. В Состав ее входили известный военный воздухоплаватель Бузулуков, профессор аэродинамики Петров и ЦАГИ и доцент Охлопков из ЦЭИ, а также Никольский и Никитин. Комиссия сразу же приступила к работе. Целый день в «контору» опытной станции вызывались все участники подготовки испытания системы, и с ними велась длительная беседа.

Большинство вызванных после этой беседы выходили из кабинета Никитина взволнованные и злые и на вопросы отвечали одно и то же: «Меня просили пока ни о чем не рассказывать», или просто досадливо махали рукой.

Все это создало напряженную атмосферу на опытной станции. К тому же из районной больницы, куда поместили Александрова и Панюшкина, поступили тревожные вести: оба воздухоплавателя были в тяжелом состоянии. Жизнь их была в опасности.

У Александрова из-за длительного кислородного голодания и огромного перенапряжения сил нарушилась нормальная работа кроветворных органов.

Врачи так и сказали: «Он мобилизовал все внутренние запасы кислорода в организме, когда легкие почти не получали животворного газа. Воля его спасла. Ну, а теперь у него мало в крови красных кровяных телец — мало, слишком мало гемоглобина… И если мы не сможем быстро помочь, то…»

Панюшкин также был плох. У него действительно оказались вывихнутыми коленные суставы обеих ног и, кроме того, сильный нервный шок. И врачи говорили: если бы не молодость и если бы он пробыл в гондоле еще часа два-три, то…

То, чего не договаривали врачи, всем, конечно, было ясно. И тревога за отважных воздухоплавателей усугубляла напряженность атмосферы на опытной станции.

Лену Павленко не вызвали в комиссию, чему она была и рада и не рада.

Рада — потому что она интуитивно чувствовала, что ей будет очень неприятно отвечать, как она предполагала, на «заковыристые» вопросы, за которыми скрывалась угроза обвинения авторов СЭС, и в первую очередь Терехова, в неоправданном прожектерстве. А Терехова Лена не только очень уважала, как талантливого человека, но и, пожалуй, начинала любить.

Но в то же время она ощущала потребность высказать свое мнение о событии, положить и свое, пусть еще не очень-то авторитетное, мнение молодого инженера на ту чашу весов, на которой накапливались доводы за необходимость дальнейших опытов со стратосферной электростанцией. Ведь Лена понимала, что в конечном счете комиссия должна была определить: продолжать опыты или нет…

День был ветреный. Ветродвигатели, «подчиненные» инженеру Павленко, работали чудесно. Бывало в такие дни под звенящий свист их лопастей и урчанье генераторов Лена любила мечтать о том, как она, уже в ближайшем будущем, перейдет работать в «отдел СЭС» опытной станции, который должен быть создан. Так, по крайней мере, утверждал Терехов.

«Буду среди тех, кто прокладывает новые пути в технике, — мечтала она. — Буду помогать тем, кто покоряет стихийные силы природы, кто схватывает один из рычагов „машины планеты“.» И, помечтав так, Лена с особым усердием работала над кандидатской диссертацией на тему о… технике эксплуатации наземных ветродвигателей. Эту диссертацию она писала под руководством Никитина, несомненно одного из крупнейших знатоков конструкций и применения различных ветросиловых и ветроэнергетических установок.

«Ведь одно не исключает другого, — думала она. — Нужно обобщить наблюдения за работой „ТТ-16“ и других ветряков. Это поможет лучше использовать их в народном хозяйстве страны… А затем — даешь стратосферу!»

Около шести часов вечера, когда обычно Лена Павленко сдавала дежурство Ниязову или одному из инженеров станции, от Никитина пришел посыльный с короткой запиской.

В ней значилось:

«Тов. Павленко! Прошу прибыть в 19 часов на совещание. Захватите итоговые расчеты, показывающие, какие мощности можно получить от наземных новейших ветроэнергетических установок в различных районах.

7 мая. Никитин».

«Зачем эти данные ему понадобились?» — удивилась Лена. Однако внимательно отобрала, что требовалось, и, забежав домой переодеться в «парадное» платье, все же вовремя пришла в «контору» опытной станции. Здесь уже собрались, помимо членов комиссии, почти все сотрудники станции. Были также и Терехов с Трубокуровым.

Терехов бодро улыбнулся и приветливо кивнул девушке, но в глазах его она ясно прочитала: «Плохо мне… Ох, как плохо…»