Покорители неба - [17]

Наша страна широко закупала во Франции готовые авиационные моторы, лицензии на их производство. Представители, ведавшие закупкой техники, нередко обращались к нам уже как к знатокам продукции французских фирм.

Как-то на одном из заводов "Испано-Сюиза" у испытательного стенда мы увидели В. Я. Климова, профессора, читавшего нам лекции в академии. Очень обрадовались встрече. Владимир Яковлевич Климов, будущий известный конструктор авиационных двигателей, возглавлял закупочную комиссию и пригласил нас на чашку чаю. До позднего часа просидели мы за разговорами о будущем нашей авиации, о новинках иностранной техники. Такие вечера повторялись часто. В беседах с нами Владимир Яковлевич советовал глубже вникать в тонкости техники, технологии.

- Все это очень нужно нам. Помните, Ленин не раз говорил, что коммунистам не грех кое-чему учиться у капиталистов? Мы должны брать все лучшее, что у них есть. Между прочим, - Владимир Яковлевич обратился ко мне, - в академии вы, помнится, сами пробовали конструировать мотор. Задумайтесь-ка всерьез над проблемой непосредственного впрыска топлива в цилиндры. Многообещающее дело. У нас, как вы знаете, уже идут поиски в этом направлении.

Я горячо поблагодарил за совет.

В Париже на заводе "Гном-Рон" встретился я и со своим другом юности Алексеем Кашириным, с которым вместе учились в Петрограде. Он, как и Климов, руководил группой наших специалистов, закупавших во Франции авиационную технику. Вечерами мы бродили с Алексеем по Елисейским полям, набережной Сены, вспоминали, как в двадцатых годах на своем горбу таскали мокрые бревна с берега Невы, чтобы заготовить дрова для наших авиационных курсов, как одалживали у товарищей черные обмотки, чтобы больше походить на настоящих военных летчиков. Трудное было время. Но холодный и голодный Питер первых лет революции остался в нашей памяти городом, перед которым тускнеет мнимое благополучие парижских реклам.

Постепенно у нас завязывается дружба с однокурсниками-французами, хотя условия учебы мало способствуют этому. В полном составе наш курс, как и вся школа, собирается лишь раз в год - в юбилей школы. Это очень веселый вечер. На него приглашаются именитые артисты Парижа. Но наибольший успех выпадает на долю студенческой самодеятельности, которая в основном сводится к остроумным шаржам на любимых преподавателей и даже на самого генерал-директора школы.

Вместе с французскими друзьями мы ежегодно отмечаем их национальный праздник - День взятия Бастилии, когда, похоже, весь Париж высыпает на улицы. Особенно шумно и многолюдно бывает на площади напротив разрушенной в свое время тюрьмы Бастилии. Здесь собирается главным образом рабочий люд. Маленькие ресторанчики, а они чуть ли не на каждом шагу, выставляют свои столики на улицу. В этот день здесь не найти свободного места. Молодежь танцует под радиолу. Пожилые смотрят, разговаривают за бокалом сухого вина или кружкой пива.

Как-то мне позвонили из посольства и попросили приехать на столичный аэродром Бурже. В назначенный час - минута в минуту - в небе показался огромный четырехмоторный самолет. Я сразу узнал его: наш ТБ-3. Огромная металлическая махина мягко коснулась колесами бетона посадочной полосы, после небольшой пробежки остановилась, и по трапу сошла советская делегация. Это была военная делегация во главе с заместителем председателя Высшего Совета Народного Хозяйства И. С. Уншлихтом. Несмотря на полицейское оцепление, на аэродроме собралось много парижан, желавших выразить чувства симпатии и дружбы к посланцам Советской страны. Уже сам самолет вызвал всеобщий восторг. ТБ-3 в то время был самым большим серийным самолетом в мире и являлся убедительным свидетельством достижений в развитии социалистической промышленности.

Мне довелось в качестве переводчика сопровождать нашу делегацию в ее поездке по частям и полигонам французской авиации. Поражали трудоспособность, широкий кругозор Иосифа Станиславовича Уншлихта, профессионального революционера, ставшего видным государственным деятелем. Докладывать ему было трудно, он требовал вникания во все детали авиационного дела, всесторонней оценки техники, которую нам показывали французы.

Но вот и конец учебы. Высшую национальную авиационную школу я окончил успешно, и моя фамилия появилась первой в официальном правительственном вестнике. В аттестате, который мне вручили на пышной церемонии выпуска, значилось, что за два года обучения на основном курсе я получил в общей сумме 7080 баллов (81,41 процента теоретически возможных, для получения диплома достаточно было 65 процентов). Оценка за прилежание - двадцать баллов (больше некуда!), а за проекты по самолетам и двигателям - девятнадцать.

Диплом радовал, но еще более радовало возвращение домой, в среду людей близких и родных по духу. Ведь как ни хорош, как ни красив Париж, но советскому человеку не привыкнуть к капиталистическим порядкам, к миру, где все строится на чистогане, где богатство одних и нищета других освящены законом и положение человека в обществе определяется не трудом и способностями, а толщиной кошелька.