Покоритель Африки - [67]

Люси чувствовала, что надо что-то сказать. Она смотрела на Алека, и ее сердце обливалось кровью.

— Ты едешь в Саутгемптон? — спросила она Дика.

— Да, — ответил тот. — Поплачу горючими слезами, припав к груди Алека. Выйдет очень трогательная сцена, ведь в моменты душевного волнения я всегда срываюсь на эпиграммы.

Алек вскочил на ноги. Его мрачный вид контрастировал с веселой болтовней Дика.

— Ненавижу торжественные проводы, — заявил он. — Мне больше нравится прощаться с человеком кивком головы или улыбкой — не важно, уезжаю я навсегда или на денек в Брайтон.

— Я всегда говорил, что ты бесчеловечное чудовище, — сказал мистер Ломас и невесело рассмеялся.

Алек с мрачной улыбкой обратился к Джулии:

— Двадцать лет Дик твердит мне, что к жизни нужно относиться без лишнего почтения. Наконец я понял: серьезно то, что ты сам считаешь серьезным, — а это попросту глупо. Трудно быть серьезным, не будучи глупым. В этом главная сила женщин: жизнь и смерть для них лишь повод появиться в новом платье; брак — возможность надеть белое; а церковная служба — шанс показать новую парижскую шляпку.

Джулия поняла, что Алек и дальше собирается сводить разговор к дружескому подшучиванию, причем с такой суровостью, что она с трудом сдерживала улыбку. В каждом его слове слышалась горечь, в каждом звуке — мучительная страстность. Джулия была полна не меньшей решимости устроить так, чтобы эта неловкая для всех встреча не прошла даром, и потому перешла сразу к делу. Она встала.

— Вам двоим есть что сказать друг другу наедине.

Понимая, что его загнали в угол, Алек помрачнел, но она была непреклонна.

— Мне нужно отправить в Америку несколько писем, а Дик пока проверит, не погрешила ли я где-нибудь против британской орфографии.

Алек и Люси молчали, и хозяйка без колебаний вывела мужа из комнаты. Они остались вдвоем, но поначалу оба боялись заговорить.

— Я только сейчас поняла, что ты не ждал моего прихода, — наконец сказала Люси. — Я не знала, что тебя завлекли сюда обманом, иначе ни за что не пришла бы.

— Я рад возможности с тобой попрощаться, — ответил он.

Девушка подумала, что ей ни за что не пробиться сквозь эту подчеркнутую вежливость.

— Как хорошо, что Дик с Джулией теперь муж и жена. Они так любят друг друга.

— Я думаю, что любовь — худший повод для брака, — ответил Алек. — Любовь создает иллюзии, а брак их разрушает. Те, кто правда любит, не должны жениться.

Снова повисла тишина, и снова ее нарушила Люси:

— Ты уезжаешь завтра?

— Да.

Она посмотрела на Алека, но тот отвел глаза. Он отошел к окну и стал смотреть на шумную улицу.

— Ты рад, что уезжаешь?

— Ты не представляешь, какое это счастье — смотреть на Лондон в последний раз. Я мечтаю о бескрайних и чистых морских просторах.

Люси сдавленно всхлипнула. Алек вздрогнул, но не повернулся. Он по-прежнему разглядывал вереницу кебов и автобусов в тусклых лучах осеннего солнца.

— Что же, Алек, ты ни о ком не будешь скучать?

Его сердце сжалось. Она назвала его по имени. Для Алека это всегда было как ласка. Едва с губ Люси сорвалось его имя, мучительная боль тут же вернулась, но Маккензи не подал виду. Он обернулся и серьезно посмотрел на девушку. Впервые за вечер он не боялся ее взгляда. Произнося заготовленные слова, он вдруг увидел изящный овал ее лица, ее чудесные, мягкие волосы и печальные глаза.

— Как видишь, Дик теперь женат, так что мне лучше отступить в сторону. Когда у мужчины появляется жена, прежним друзьям полагается уйти из его жизни по доброй воле, прежде чем он сам укажет им, что больше не ищет их общества.

— А кроме Дика?

— У меня нет ни друзей, ни родственников. Я не тешу себя надеждой, что хоть кого-то опечалит мое отсутствие.

— Наверное, у тебя совсем нет сердца, — хрипло прошептала она.

Алек стиснул зубы. Он был зол на Джулию, подвергнувшую его этой пытке.

— Будь у меня сердце, я ни за что не взял бы его с собой в «Карлтон». Столь чувствительный орган в таком месте был бы в опасности.

Люси вскочила на ноги.

— Ах, почему ты говоришь так, словно мы чужие люди? Откуда эта жестокость?

— Легкомысленная болтовня — единственная защита от человека, с которым тяжело говорить. Нам обоим стоит стать мудрее и беседовать только о погоде.

— Ты злишься, что я пришла?

— С моей стороны это было бы невежливо. Возможно, нам не стоило больше встречаться.

— Все время, что я здесь, ты притворяешься. Думаешь, я не вижу, что все это циничное безразличие — ненастоящее? Я достаточно знаю тебя, чтобы определить, когда ты прячешься под маской.

— Если так, то, очевидно, я желаю скрыть свои истинные чувства.

— Лучше бы ты проклял меня, но отбросил эту холодную вежливость.

— Боюсь, тебе нелегко угодить, — сказал он.

Люси бросилась к нему, но Алек отступил, не давая к себе прикоснуться. Ее протянутые руки безжизненно повисли.

— Ты словно стальной! — жалобно воскликнула она. — Алек, Алек, как я могла отпустить тебя, не увидев в последний раз? Даже ты был бы доволен, если бы знал, что мне довелось вынести. Даже ты бы меня пожалел. Не думай обо мне слишком плохо.

— Разве важно, что я думаю? Между нами будет пять тысяч миль.

— Ты совершенно меня презираешь.