Покоритель Африки - [25]

— Джордж, мистер Маккензи предлагает тебе отправиться с ним в Африку! — радостно воскликнула она. — Ты поедешь?

— Я поеду куда угодно, лишь бы выбраться из этой злосчастной страны, — устало отозвался он. — Выходя на улицу, я чувствую на себе чужие взгляды. Люди шепчутся: вот идет сын грязного мошенника, которого осудили на семь лет. — Он вытер платком руки. — Мне теперь все равно. В Оксфорд я не вернусь — там со мной и разговаривать никто не станет. В Англии мне делать нечего. Боже, лучше умереть!

— Джордж, прекрати.

— Тебе хорошо, ты ведь женщина. Кто теперь одолжит мне хоть шесть пенсов? Как он мог? Как он только посмел!

— Джордж, постарайся выбросить это из головы, — мягко сказала Люси.

Юноша собрался с силами и сердечно улыбнулся Алеку:

— Как здорово, что вы обо мне подумали!

— Прежде чем решишься, ты должен понять: будет нелегко. Предприятие тяжелое и опасное.

— Что ж, насколько понимаю, выбора у меня нет?

Алек протянул юноше руку и сдержанно улыбнулся — что бывало с ним очень редко.

— Надеюсь, мы поладим и будем друзьями.

— Джордж, ты вернешься, и все останется позади. Ах, будь я мужчиной — отправилась бы с тобой! Перед тобой весь мир, Джордж, и возможности совершенно безграничные. На тебя — вся надежда. Ты — моя гордость, моя вера. Ты прославишься и вернешь мне доброе имя, силы и чистоту.

Голос ее дрожал от волнения, и Джордж тут же залился краской.

— Я эгоистичная скотина! — воскликнул он. — Я думал только о себе, а о тебе никогда и не вспоминал.

— И не надо. Просто будь смелым, честным и стойким.

Слезы сверкнули в глазах Джорджа. Он обнял сестру, прижал ее к сердцу, как ребенка.

— Мне так тяжело покидать тебя, Люси.

— Милый, мне еще тяжелее. Тебе предстоят великие подвиги, а мне остается только сидеть и ждать. Но все равно езжай. — Голос девушки дрогнул, и она зашептала: — Помни, ты отправляешься в путь не только ради себя, но и ради меня. Любой твой бесчестный поступок убьет и меня тоже.

— Клянусь, Люси, тебе не придется стыдиться.

Она с улыбкой поцеловала брата. Алек взволнованно молчал.

— Что ж, довольно сантиментов, а не то мистер Маккензи сочтет нас сумасшедшими. — Она радостно посмотрела на Алека. — Мы так вам благодарны.

— Боюсь, отправляться придется совсем скоро, — сказал он. — Джордж должен быть готов через неделю.

— Если понадобится, он будет готов через сутки, — ответила девушка.

Юноша отошел к окну и закурил. Ему хотелось успокоить нервы.

— В ближайшие дни мы вряд ли сможем увидеться, — добавил Алек. — Сейчас очень много дел, а на выходные я уеду в Ланкашир.

— Жаль.

— Вы не измените своего решения?

Она покачала головой:

— Нет. Я должна оставаться свободной.

— А когда вернусь?

Люси тепло улыбнулась:

— Если ваши чувства не изменятся, спросите снова.

— А ответ?

— Возможно, ответ будет другим.

Глава VIII

Через неделю Алек Маккензи с Джорджем Аллертоном выехали с вокзала Чаринг-Кросс. Они отправлялись рейсом «Пиренейско-восточной пароходной компании» из Марселя в Аден, а там должны были пересесть на немецкий пароход до Момбасы. Леди Келси так испереживалась, что не стала провожать племянника. Люси была только рада возможности поехать на вокзал вдвоем с братом. Там их уже поджидали Дик Ломас и миссис Кроули. Поезд ушел, а Люси все стояла, не шевелясь, чуть в сторонке. Девушка даже не помахала вслед, лицо ее было почти бесстрастно. Миссис Кроули плакала, не стесняясь, и вытирала глаза крошечным платочком. Люси поблагодарила американку.

— Подвезти тебя до дома? — всхлипнула миссис Кроули.

— Я, пожалуй, возьму кеб, а вы лучше захватите Дика, — спокойно ответила Люси и, не прощаясь, медленно пошла прочь.

— Что за невыносимый народ! — воскликнула миссис Кроули. — А я-то хотела броситься ей в объятия и хорошенько поплакать прямо на перроне. У вас нет сердца.

Дик взял ее под руку и помог усесться в экипаж, а миссис Кроули продолжала свой монолог:

— Слава Богу, у меня есть чувства, и я не боюсь их выказывать. Я одна плакала. Я знала, что расплачусь, и специально захватала три платка. Вот, посмотрите, — она вытащила платки из сумочки и сунула Дику, — мокрые насквозь.

— Вы словно торжествуете? — улыбнулся Дик.

— А вы совершенно бессердечны! Двое юношей отправляются в долгое и опасное путешествие, и бог знает, вернутся ли назад, — а вы прощаетесь, словно они едут на денек поиграть в гольф. Одна я сказала, как сильно волнуюсь и как мы будем по ним скучать. Ненавижу вашу английскую сухость! Ставлю десять к одному, что когда я буду уезжать в Америку, никто не придет меня проводить — а если и придет, то просто кивнет и скажет: «Счастливого пути. Желаю приятно провести время».

— Когда вы будете уезжать, я стану кататься по земле, скрежетать зубами и вопить что есть мочи!

— Да уж, пожалуйста! А я проплачу всю дорогу до Ливерпуля, буду мучиться головной болью и чувствовать себя жалкой и несчастной.

Дик на секунду задумался.

— Мы просто инстинктивно опасаемся выставлять чувства напоказ. Не знаю почему. Наверное, это привычка или наследство суровых предков. Мы стыдимся, когда другие видят, что мы волнуемся, но я не уверен, что наши чувства при этом менее глубоки. Разве вам не кажется, что в наглухо скрытой печали есть особая красота? Вы же знаете, я искренне восхищаюсь Люси. Когда она подошла к нам там, на перроне, в ее спокойствии мне виделась особая прелесть.