Покорение Америки - [35]

Пока ничего другого не остаётся, как предъявить зарвавшимся итальяшкам как минимум свой револьвер, припугнув их проблемами с безжалостной русской мафией. А где эта мафия была раньше? В России, где же ещё! А теперь вот перебралась на американский континент. Не одним же сицилийцам трясти несчастных предпринимателей. Что? Угрожаете войной? Хе, нашли чем испугать. Мы, русские, войной питаемся, и вся ваша мафия против наших бандюганов из 90-х — просто детский лепет. Хотя это я загнул, насчёт 90-х. Так вот проговоришься — будешь выглядеть в глазах окружающих круглым идиотом.

А если серьёзно, то мне нужна хотя бы пара человек, чтобы создать хоть какую-то видимость вооружённой группировки. Что там Вержбовский говорил насчёт некоего поручика? Может быть, он согласился бы поучаствовать в представлении? А вот Джо смотрелся бы в этой компании брутально. Парень здоровый, лицо — словно высеченное из камня. Попросить, что ли, освободить для меня вечерок, пожертвовав работой грузчика? Пообещать ему гонорар за то, чтобы просто рядом постоял. Думаю, итальяшки не начнут пальбу сдуру прямо в ресторане.

Все эти мысли бурлили в моей голове, пока мы сидели с Вержбовским в ресторане его сына. Прежде чем покинуть заведение, он предупредил Андрея, что я завтра здесь буду во время его встречи с итальянцами. А уже на пороге заведения я спросил подполковника:

— Я так понимаю, Виктор Аскольдович, ваши собрания посещают исключительно привилегированные личности, желательно потомственные дворяне?

— В большинстве своём так и есть, — не без лёгкой гордости ответил подполковник.

— Тогда неудивительно, что только один поручик выразил желание как-то помочь вашей беде, — хмыкнул я. — Не могли бы вы меня с ним свести?

— С Капитоновым, Леонидом Ермолаевичем? Отчего же, как пожелаете. А на предмет чего, позвольте полюбопытствовать?

— Попробую привлечь его к одному предприятию, возможно, он не откажет.

— Что за предприятие? — напрягся Вержбовский.

— Виктор Аскольдович, в этом вопросе можете полностью положиться на меня. Я знаю, что делаю. И вообще, есть среди русских эмигрантов отвязные ребята, готовые ввязаться в вооружённое противостояние с итальянской мафией?

— Эк вы, батенька, куда махнули! Вы что же, войну никак собрались затеять?

— А вы собираетесь безропотно сносить унижения от итальянцев? Когда это русские перед кем-нибудь шапку гнули? Если я не ошибаюсь, честь для русского дворянина была всегда превыше всего. Да и не только для дворянина.

Вержбовский молча смотрел вдоль улицы, по которой между авто трусила конная бричка. Я видел, как в нём боролись страх — прежде всего за сына — и желание показать, что такое русский характер.

— Завтрашних визитёров беру на себя, — утешил я собеседника. — Ваши руки и помыслы будут чисты.

— А мой сын?

— Если что — он не при делах. Он простой ресторатор, пусть валит всё на некоего Большого Ивана, главаря русской мафии.

— Вы что же, хотите создать мафию по примеру этих итальяшек?! Но это же… это же…

— Виктор Аскольдович, моральные терзания здесь неуместны. Вопрос стоит ребром: либо мы — либо они. Если сейчас их не поставить на место — в скором времени они всей русской диаспоре сядут на шею. Я же только что говорил вам честь русского дворянина, и про то, что русские ни перед кем не прогибались. Так что миндальничать в данном случае не приходится. Честной войны не получится, сейчас нам придётся опуститься на один с ними уровень, даже, быть может, проявить большую жестокость, чтобы все эти мафиози раз и навсегда запомнили: к русским лучше не соваться.

— В ваших словах есть резон, — покивал Вержбовский. — Только всё же не пойму, вам-то что за интерес рисковать собственной жизнью ради малознакомых людей.

— Помните нашу первую встречу? Вы говорили, что мы, русские, должны держаться друг друга. А что вы понимаете под этим словом? Я лично думаю, что держаться — это значит не только выпивать вместе, тоскуя по утерянной державе, но и оказывать товарищу посильную помощь. При этом, невзирая на возможную опасность. Как говорится, сам погибай — а товарища выручай.

Глаза Вержбовского неожиданно увлажнились. Он со всей силы обнял меня и троекратно расцеловал, не обращая внимания на оборачивавшихся прохожих.

— Жива! Жива ещё матушка-Россия, раз остались такие люди, как вы, Ефим Николаевич! Отныне вы мне как сын, можете обращаться ко мне с любой просьбой.

— Спасибо, Виктор Аскольдович, за такие слова. Но я всё же напомню вам, что вы обещали свести меня с поручиком и людьми, которым сам чёрт не брат.

Вержбовский подобрался, лицо его приняло сосредоточенный вид.

— Не знаю, как посмотрит поручик на ваше предложение. Зная его характер, не могу поручиться, что он его примет. Для Капитонова дело чести — сойтись с врагом в честном бою, лицом к лицу. А вот казаки для вашего дела могут пригодиться. Атаман Науменко ещё и сам не так стар, ему под пятьдесят, он успел даже в Мировую повоевать в рядах пластунов. Атаман всё скучает по былым временам, говорит, иной раз во сне крадётся в тыл германцу с кинжалом в зубах. В наше общество, кстати, отказался входить, мол, мы горазды только языками чесать, что, в общем-то, резонно… Так вот, он сам мужик крепкий, хоть с виду и неказистый, глотку супротивнику перережет так, что тот и пикнуть не успеет. И у него два сына, 25 и 22 лет, которые тоже парни не промах. Те, видно, в мать пошли, оба крупные, косая сажень в плечах.