Поколение войны - [17]

Вот и сейчас спит. Причём в его отношении присказка «как ангел» вполне серьёзна. Интересно, он когда-нибудь узнает, кто он? Он для Михаила словно джокер, который решит проблемы, если его отец не погибнет. Тогда архангел просто выбросит из рукава его, и этот мир встанет на колени. А ещё есть кто-то другой кроме Арвинга, тот, кто может быть Мессией, но кто? Архангел никогда не говорил ей больше, чем хотел сказать.

Но на Люцифера его брат Михаил совсем не похож, хотя как знать, каким был Люцифер до попадания сюда. Хильд родилась сразу после Второй войны и никак не могла знать его. Хотя её мать видела Люцифера. Она была тогда рядом с битвой вместе с ещё несколькими валькириями — они выискивали отцов. Хильд-старшая видела, как на Люцифера напали три десятка ангелов и, как перебив их, он испускал дух, она, было, рванулась к нему, но он, в разрез её надеждам, умирать не собирался. Вот ведь забава была бы, если бы мать тогда утащила с поля боя архангела и родила впервые мальчика. Но такого не случилось, и её отцом стал кто-то иной, кажется из тёмных ангелов. Валькирии не привязываются к тем, у кого взяли семя новой жизни — они всего лишь доноры, к тому же нельзя сказать, что добровольные.

Люцифер, хотя скорее всё же Анхель, стал первым прецедентом в роду Хильд — он отдался ей добровольно. А Хильд стала прецедентом для всего рода валькирий — она родила мальчика — ангела.

Год спустя

1 сентября

Торжественная линейка на крыльце школы прошла скомкано из-за начавшегося дождя и суетливо перетекла в спортзал. Нудное действо угнетающе влияло на Хильду, но ради сына она сегодня улыбалась.

Улыбалась учителям, которые смотрели на детей и родителей совсем не тем взглядом, который должен соответствовать сегодняшнему дню, алчно оценивая каждого своего ученика и уже примеряя, сколько бы с кого испросить на «нужды школы». Не стесняясь откровенно кривить лицом, завидев ребёнка из семьи явно неудовлетворяющей их представлениям об обеспеченности.

Улыбалась мамашам, которые больше пеклись о собачках, что сидели у них на коленях, нежели о собственном ребёнке. Неотрывно строча что-то в дорогущих телефонах и планшетах, они порой даже не глядели на то, что происходило. Кто-то из них «незаметно» снимал обручальные кольца, увидев среди родителей одинокого отца и одним взглядом оценив выгодность риска быть пойманной на измене. Редко из них находились те, кто смотрел на сцену, где стояли их дети, и слушал каждое слово, что срывалось с губ первоклашек.

Улыбалась она и соученикам своего сына, хотя, признаться, не всегда хотелось. Особенно, когда в руках, вместе с положенным букетом, у ребёнка был телефон, стоимость которого превосходила доход некоторых семей. Другие дети косились и завидовали. Завидовали и в этот момент навсегда менялись, так как в них рождалось неукротимое желание владеть чем-то, чему тоже будут завидовать — самое ужасное желание из всех возможных.

Хильда стояла чуть позади и в стороне от основной массы родителей и видела всё, что улавливал её острый глаз. И то, что она наблюдала, ей совсем не нравилось. Хотя за своего ребёнка она не переживала — он не такой, как все. Он не человек, и уже это возвышало его над всеми присутствующими.

Меж тем со сцены слышались вполне классические стихи, которые читали наизусть дети. Порой их скрывали огромные букеты, но ведущая умело подавала им микрофон, и оттуда из-за зарослей георгинов, астр, гвоздик или гладиолусов доносились неуверенные, неоформленные, порой стесняющиеся голоса. Один за другим, каждый рассказал своё стихотворение — собравшиеся лениво поаплодировали. Далее выступили с речами, которые повторяются каждый год, директриса, завуч, особо важные среди учительского состава, представители городского отдела образования и прочие личности, слушать которых было скучно и неинтересно. Особенно первоклассникам.

После полутора часов в душном спортзале мероприятие продолжилось уже в классах, где классные руководители первых классов много чего говорили, причём в основном родителям. Рассаживали детей за парты так, как им виделось наиболее удобным. Или и тут были скрытые мотивы? Далее было объявлено расписание предметов, после чего уставшим от всего этого детям, в конце концов, позволили идти домой. По многим было видно, что желания учиться у них заметно поубавилось. Осознание того, что нахождение в этих стенах продлится ещё лет девять и больше, придёт позже. Но придёт.

По пути до дома Арвинг больше молчал, словно переваривая всё то, что ему предстоит. Изредка он задавал вопросы, касающиеся непонятых моментов, получив ответ, снова замолкал.

В этот раз День Знаний выпал на субботу — у детей остался последний выходной перед первым, самым трудным, годом, когда сломаются привитые в детсаду стереотипы, понятия о времяпровождении дома и ещё много чего. Начинать всегда сложно — это касается всего. Если бы Арвинг родился в Ирии, то он сейчас бы уже второй год вставал на крыло. Летать нужно уметь — это далеко не просто махание крыльями.

Но он родился здесь и послезавтра пойдёт «грызть гранит науки». Хильда очень надеялась, что он не обломает себе об него зубы. Точнее она опасалась, что охоту к знаниям, коей Арвинг в полной мере обладал, не отобьют во время обучения учителя. А может быть, что и соученики. Хильда надеялась на лучшее.