Поколение пепла - [171]

Гоша следовал за братом, отставая на один пролет. Дышал он со свистом и хрюканьем, сердце у него было действительно слабое – наследственность – и даже занести свою массу на такую высоту ему было непросто. Он был силен, но не вынослив. А ведь до этого они должны были проделать неблизкий путь пешком.

– Папа-папа, – помахал Гоша рукой с зажатым в ней пирогом и улыбнулся. – Привет-привет-привет.

Пироги были явно с капустой, и за долгую дорогу он должен был опустошить половину рюкзака. Мало кто мог понять Александра в том, какая это радость, если в восемнадцать лет твой сыночек заговорил.

Теперь он уже сам был немолодым мужчиной, шагнувшим из детства прямо в старость, но в душе остался семилетним ребенком, поэтому даже сейчас нуждался в опеке. Хотя и мог копать землю и выполнять любую черную работу.

– Я не хотел его брать с собой, но он прицепился как банный лист, – объяснил Андрей.

Данилов-самый-младший был одет в куртку из выделанной кожи и штаны из грубошерстной ткани. Довоенными в его одежде были только ботинки. При нем был его любимый охотничий карабин. У старшего оружия не было. Ему было опасно доверять даже режущие предметы, и надо было быть полным дураком, чтоб доверить стреляющие.

Данилов невольно залюбовался своим младшим сыном. Совсем как гончар кувшином, который получился не так, как хотелось, но все равно удался.

Андрей унаследовал от него высокий рост и легкий костяк, но сумел нарастить на нем хорошие мышцы, которым никогда не давал покоя. Что такое страх он, похоже, даже не догадывался. Любой удар судьбы по голове был для него поводом стиснуть зубы и повторить попытку. Поэтому в детстве он любое наказание, особенно шлепок, даже символический, воспринимал как оскорбление, сводя весь воспитательный эффект к нулю.

Но ничто не дается даром. И Данилов знал, что сын не был улучшенной версией его самого. У того был совсем другой набор достоинств и соответствующих им недостатков.

Характером он пошел в мать, и его холерический темперамент обеспечивал ему буйный нрав. Несдержанность в словах и действиях, которая у женщины трактовалась бы как истеричность, у мужчины могла называться мужественностью.

Неудивительно, что он чертовски нравился девушкам. Да, даже сейчас, когда добрачные связи не поощрялись. Наверно, это стало бы еще одним предметом зависти, если б была возможна зависть отца к сыну.

Но еще больше удивляло Александра, что Тигренок – хотя он давно уже был взрослым Тигром – нравился всем. Не только бабам, но и суровым мужиками, и ровесникам, и молодняку, и детям, и немощной старости. Жена объясняла все знаками зодиака и годами китайского календаря. У нее для любого события было в запасе мистическое объяснение. Она утверждала, что город хранит заговоренные ножи, воткнутые в полнолунье в специальные пни, образовывавшие вокруг Прокопьевска ровную пентаграмму. Может, и шутила, но город обходили стороной и природные, и антропогенные невзгоды.

Похоже, без чертовщины и в судьбе ее сына не обошлось. Годы шли, и как-то незаметно этот балбес и разгильдяй стал неформальным главой их общины. В одном Александр был уверен – его отец руку к этому приложить не мог. Всего Тигренок добился самостоятельно. Если надо, мог подкрепить свою власть и кулаками. Дрался он всегда как зверь, и даже оппоненты в полтора раза крупнее уступали перед его напором.

Другой вопрос – а нужно ли ему было это по-настоящему?

Старик считал, что это не такой уж плохой выбор. При необходимости Андрей мог занимать голову и рытьем колодцев да выгребных ям, и организацией севооборота и заготовками корма для скота… но как настоящий альфа-самец считал эти вещи очень скучными занятиями. Даже сейчас, на четвертом десятке лет, он больше любил скачки и стрельбу по диким собакам. Так он проводил все время, свободное от труда.

У него было пятеро детей от трех разных женщин, и это как-то компенсировало отсутствие продолжения рода со стороны старшего.

– Как она? – с тревогой спросил Александр сына о том, о чем никогда не забывал.

– Ей лучше, – Андрей волновался за мать не меньше. Едва научившись говорить, он постоянно подчеркивал, что мамин, а не папин. – Хотя утром приняла меня за тебя.

– Это объяснимо. – Данилов-старший чуть не прослезился – от ветра, который стегал по крыше все яростнее. – Мы же похожи с тобой.

Сын явно так не считал и лишь повел плечами.

– Она говорит, что готова отправиться в путь.

– Быть по сему. Значит, едем.

Александр чувствовал прилив сил, словно новая кровь циркулировала по старым венам и артериям. Он был благодарен судьбе. Перед самым занавесом жизни она послала ему Дело.

Они не могли позволить себе долгих сборов, потому что тем вечером узнали новость, которая грозила перевернуть их маленький и стабильный мир.

Всех пережили они с Алисой, по одному провожая в последний путь и тех, кто уехал с ними, и тех, кто остался в Заринске – этих заочно. Появляться в метрополии им было нельзя. И только один человек мог потягаться с ними долгожительством. Один бывший сурвайвер.

Старик давно чувствовал, что этим закончится. Но всегда надеялся, что ошибается, и его костям суждено упокоиться здесь. И вот радио принесло весть, которую он боялся услышать, потому что она означала перемены, а перемены редко бывают к лучшему, особенно на территории бывшей России.